Здесь, в Гааге, нет никого, с кем бы я мог прогуляться по городу: большинство считает его уродливым и не уделяет ему внимания. Но в городе порой тоже можно столкнуться с чем-нибудь красивым, не правда ли?

К примеру, вчера на улице Нордейнде я наблюдал за тем, как рабочие занимались сносом здания напротив дворца: мужчины, тачки, лошади – все покрыто белой известковой пылью. Стояла прохладная, ветреная погода, небо было серым, и во всей этой сцене чувствовался отчетливый характер. Однажды, в прошлом году, я встретил ван дер Вельдена: это произошло у де Бока, в тот вечер мы рассматривали гравюры. Я уже писал о ван дер Вельдене и о том, какое благоприятное впечатление он на меня произвел тогда, хотя он почти все время молчал и вел себя необщительно. Но у меня сразу создалось впечатление, что он по-настоящему серьезный художник.

У него квадратное готическое лицо, в котором есть дерзость и отвага, но при этом кроткий взгляд. Он широк в плечах и, по сути, выглядит полной противоположностью Брейтнеру и де Боку. В нем чувствуются мужество и мощь, даже когда он ничего не говорит и не делает ничего особенного. Надеюсь, когда-нибудь мне удастся познакомиться с ним поближе, возможно, ван дер Вееле поможет в этом.

В прошлое воскресенье я побывал у ван дер Вееле: он как раз работал над картиной, изображающей коров в загоне, и сделал несколько очень удачных этюдов к ней. Он собирается надолго переехать за город.

На днях, чтобы сменить обстановку, я опять отправился на пленэр, чтобы написать несколько акварелей: пшеничное поле и часть картофельного. А также нарисовал пару пейзажей – основу для рисунков с фигурой, которые я попытаюсь сделать.

Это наброски тех самых рисунков, в общих чертах. На верхнем изображено сжигание сорняков, на нижнем – возвращение с картофельного поля.

Я всерьез подумываю написать несколько этюдов фигур маслом, чтобы рисунок вышел более качественным.

Рад узнать, что ты собираешься в начале августа приехать в Нидерланды, ведь я не раз писал, как сильно по тебе скучаю.

С нетерпением жду, когда ты поведаешь мне, насколько глубоки познания твоей дамы в искусстве. Думаю, тебе в любом случае придется проделать серьезную работу в этом смысле. Tant mieux[180]. Как бы то ни было, надеюсь, у нее будет альбом, и ты сможешь подобрать для него несколько маленьких этюдов. Порой в альбомах с эскизами встречаются яркие вещи, хотя это всего лишь наброски. К твоему приезду я подготовлю для тебя подборку.

Я договорился с де Боком, что смогу оставить у него свои вещи, когда отправлюсь на этюды в Схевенинген.

Надеюсь, что вскоре вновь смогу полюбоваться Бломмерсом. Мы с де Боком обсуждали его картину «Ноябрь», которая выставлялась во время Салона и безумно понравилась мне, а также ее репродукцию в каталоге. Наверняка у него есть ее набросок, и я мечтаю его увидеть.

Я согласен с тем, что рано или поздно мне придется поехать в Лондон и провести в нем сколько-то времени, много или не очень, потому что там у меня будет больше возможностей применить свое ремесло. Полагаю, я смогу многому научиться в этом городе, если сумею завести нужные знакомства. И уверяю тебя, там не будет недостатка в сюжетах. Наверняка на верфях Темзы можно зарисовать много прекрасных вещей. Короче говоря, нам предстоит многое обсудить, когда ты приедешь сюда. Надеюсь, у тебя будет достаточно времени, потому что нам нужно многое уладить. Осенью я хотел бы снова отправиться в Брабант на этюды.

Мне бы очень хотелось сделать этюды брабантского плуга, ткача и сельского кладбища в Нюэнене. Все это потребует дополнительных расходов.

А теперь кланяюсь тебе, благодарю за письмо и то, что к нему прилагалось. Всего наилучшего! Ты собираешься взять свою даму с собой в Нидерланды или пока не стоит? Но все же мне хотелось бы этого. До свидания, старина. Жму руку.

Добавлю пару строк, чтобы подробнее рассказать о Брейтнере, – я только что вернулся из его временной мастерской, которую он обустроил здесь (ты знаешь, что сейчас он живет в Роттердаме). Тебе ведь знаком Вьерж или Урабиетта – художник из «L’Illustration»? Так вот, порой Брейтнер напоминает мне Вьержа, но это случается весьма редко.

Его удачные работы похожи на сделанные впопыхах рисунки Вьержа, а когда Брейтнер действительно торопится или недостаточно прорабатывает вещи – как бывает чаще всего, – то невозможно понять, что он хотел выразить, это похоже разве что на куски старых выцветших обоев из незнамо какой эпохи, которая в любом случае была весьма странной и давно прошла. Представь себе: я поднимаюсь в его комнатушку на чердаке у Сибенхаара. Обстановка состоит в основном из (пустых) спичечных коробков, бритвы или чего-то подобного и шкафа, в котором находится кровать. Я вижу нечто прислоненное к каминной трубе: три бесконечно длинные панели, которые я поначалу принял за ставни. Однако, приглядевшись внимательнее, я понял, что это полотна необычного формата.

Как ты можешь судить по наброску, приведенному выше, на одной из картин изображена мистическая сцена, на первый взгляд позаимствованная из Откровения [см. иллюстрацию на с. 383].

Однако он сказал, что это артиллерийские маневры в дюнах. По моей оценке, длина картины составляет 4 метра, а ширина – 75 сантиметров.

На втором полотне изображено вот что: мужчина стоит опершись на стену в крайнем левом углу картины, а из правого крайнего угла на него глазеют призраки женщин, причем автор позаботился о том, чтобы между двумя группами было приличное расстояние. Позднее я узнал, что в левом углу был пьяница, и не сомневаюсь, что изначальный замысел, пожалуй, выглядел иначе.

Третья картина чуть лучше остальных, это эскиз с изображением рынка, который он выполнил в прошлом году, однако с тех пор, судя по всему, нидерландский рынок стал похож на испанский.

Что бы ни продавалось на рынке (где бы он ни находился – сомневаюсь, что на Земле, неискушенному зрителю это скорее покажется сценой на одной из планет, которую посетили (прилетев на пушечном ядре) потрясающие путешественники из произведений Жюля Верна), невозможно сказать, какие товары там есть, однако они отдаленно напоминают груду сластей или джема. Вот так: попробуй представить нечто в высшей степени нелепое и к тому же тяжеловесное, и получишь работу дорогого друга Брейтнера.

С расстояния это выглядит как бледные пятна краски на выцветших, прогнивших и покрытых плесенью обоях, в них есть совершенно неприемлемые для меня свойства.

Я совершенно не понимаю, как у кого-нибудь может родиться подобная идея. Это похоже на видения, которые приходят в горячечном бреду, или на бестолковый, бессмысленный сон. Я просто думаю, что Брейтнер еще не вполне здоров и действительно создал это в приступе лихорадки, что вполне возможно, учитывая его прошлогоднюю болезнь. После болезни в прошлом году я постоянно страдал бессонницей и приступами лихорадки, однако порой заставлял себя работать и сделал несколько вещей – правда, не настолько до нелепости больших, – причину создания которых я сам себе не мог объяснить.

Полагаю, Брейтнер в итоге придет в себя, но нынешние его работы я нахожу совершенно нелепыми.

В углу валялся скомканный акварельный этюд с изображением березок в дюнах, который был гораздо лучше и выглядел совершенно нормально. Однако те большие полотна совсем ничего собой не представляли.

У ван дер Вееле я видел еще одну ужасную работу Брейтнера и одну его голову, очень удачную, но начатый им портрет самого ван дер Вееле никуда не годится.

Итак, он занимается мазней в гигантских масштабах. Мне нравятся некоторые места в книгах Гофмана и Эдгара По («Сказки», «Ворон» и т. д.), но те работы Брейтнера невозможно переварить, потому что в его фантазиях одна бессмыслица нагромождается на другую и в результате почти исчезает связь с действительностью. Я нахожу эти работы ужасными.

Тем не менее я считаю все это следствием его болезни. У ван дер Вееле имеются два его любопытных акварельных рисунка, элегантно выполненные, в которых есть je ne sais quoi[181], что англичанин назвал бы чарующим.

Мой сегодняшний визит преподал мне урок,