Что сказать тебе о будущем, может быть, может быть, без всяких Буссо?

Будь что будет – ты вытерпел из-за них столько неприятностей и служил им все это время с образцовой верностью.

Я стараюсь изо всех сил, но не буду скрывать, что не смею даже рассчитывать, что всегда буду обладать необходимым здоровьем.

Если болезнь вернется, ты простишь меня, я все еще очень люблю искусство и жизнь, но не слишком верю в то, что когда-нибудь обзаведусь женой. Я скорее боюсь того, что, скажем, к сорока годам… но лучше мы не скажем ничего – я совсем, совсем не понимаю, какой оборот все это может принять.

Но я тут же говорю тебе, что за малыша, думаю, не стоит чрезмерно беспокоиться, раз у него режутся зубы, но, чтобы помочь ему, мы, пожалуй, могли бы развлечь его здесь, где есть дети, животные, цветы и хороший воздух.

Мысленно крепко жму руку тебе и Йо, обнимаю малыша.

Спасибо за присланные краски, купюру в 50 фр. и статью о Независимых.

К тебе, вероятно, зайдет англичанин – австралиец – по имени Уолпол Брук, проживающий на рю Гранд-Шомьер, 16: я сказал ему, что ты назначишь время, когда он сможет посмотреть на мои картины.

Вероятно, он покажет свои этюды, пока еще довольно невыразительные, но все же он наблюдает природу. Он провел несколько месяцев здесь, в Овере, и мы порой прогуливались вместе. Он воспитывался в Японии, чего не скажешь по его живописи, – но это, может быть, придет.

898. Br. 1990: 903, CL: 649. Тео Ван Гогу и Йо Ван Гог-Бонгер. Овер-сюр-Уаз, четверг, 10 июля 1890, или около этой даты

Дорогие брат и сестра,

письмо Йо стало для меня настоящим евангелием, избавлением от тревоги, вызванной теми нелегкими, напряженными часами, которые я провел с вами. Это не пустяк, когда все мы видим, что наш насущный хлеб под угрозой, это не пустяк, когда мы – по другим причинам – видим, как хрупко наше существование.

Вернувшись сюда, я еще больше опечален, я по-прежнему чувствую, как надо мной собираются тучи, угрожающие вам. Что поделаешь? Как видите, обычно я стараюсь пребывать в хорошем настроении, но на самую основу моей жизни покусились, и я бреду, шатаясь. Я боялся – не то чтобы сильно, но все же слегка боялся, – что представляю для вас опасность, живя за ваш счет, но из письма Йо мне совершенно ясно: вы понимаете, что я работаю и несчастен, как и вы.

И вот, вернувшись сюда, я вновь принялся за работу, но кисть почти выпадает у меня из рук; зная, чего я хотел, я написал с тех пор три большие картины. Это громадные просторы пшеничных полей под сумрачными небесами, и я, не стесняясь, старался выразить печаль, крайнее одиночество. Надеюсь, вскоре вы увидите это, так как я надеюсь привезти их в Париж как можно раньше, ибо почти уверен: эти картины передадут то, чего я не могу сказать словами, – все то здоровое и укрепляющее, что я вижу в деревне.

Третья картина – сад Добиньи, полотно, которое я обдумывал со времени приезда сюда.

Всем сердцем надеюсь, что предполагаемая поездка сможет немного отвлечь вас.

Я часто думаю о малыше; по-моему, лучше растить детей, чем отдавать все свои нервные силы картинам, но чего вы хотите – я уже слишком стар, или, во всяком случае, чувствую себя таким, чтобы начать все снова или желать чего-то другого. Это желание у меня прошло, хотя порожденные им нравственные страдания не прекратились.

Очень жалею, что не увиделся с Гийоменом, но мне приятно, что он увидел мои картины.

Если бы я дождался его, то, вероятно, остался бы поговорить с ним и пропустил бы свой поезд.

Желаю вам удачи, мужества и относительного процветания, прошу сказать матери и сестре, что я часто о них думаю; впрочем, сегодня утром я получил письмо от них, на которое вскоре отвечу.

Мысленно жму руку.

На этот раз денег мне хватит ненадолго – по приезде пришлось оплатить перевозку багажа из Арля. От поездки в Париж остались самые добрые воспоминания. Еще несколько месяцев назад я почти не надеялся вновь увидеть друзей. Я нахожу, что эта голландская дама весьма талантлива[346].

Картина Лотрека – портрет музицирующей женщины – просто поразительна, я испытал волнение при виде ее.

902. Br. 1990: 908, CL: 651. Тео Ван Гогу. Овер-сюр-Уаз, среда, 23 июля 1890

Дорогой брат,

спасибо за твое сегодняшнее письмо и за купюру в 50 фр., которая была в нем.

Я хотел бы написать тебе много о чем, но первоначальное желание совсем прошло, поскольку я чувствую бесполезность этого.

Надеюсь, ты встретил благосклонный прием у этих господ[347].

Что до спокойствия в твоей семье, я уверен, что его можно сохранить, но точно так же уверен, что ему угрожают бури.

Я предпочитаю не забывать то немногое, что знаю из французского, и, конечно, не вижу надобности углубляться в то, кто прав, а кто не прав с той или иной стороны[348]. Мне это попросту неинтересно.

Здесь время бежит быстро – разве Дрис и мы с тобой не ощущаем этого чуть острее, чем те женщины?[349] Тем лучше для них; но о спокойном разговоре не приходится и мечтать.

Что касается меня, то я отношусь к своим картинам со всем вниманием, стараюсь работать так же хорошо, как те художники, к которым питал любовь и восхищение.

После возвращения сюда мне кажется, что и сами художники изнемогают все больше и больше.

Что ж… Но ведь внушать им мысль о необходимости образовать союз уже поздно, не так ли? И потом, если такой союз возникнет, разве он не пойдет ко дну, раз все остальное обречено пойти ко дну? Ты мне скажешь, пожалуй, что торговцы картинами заключат союз ради импрессионистов; но он будет недолговечным. Словом, мне кажется, что личный почин не приводит ни к чему, и кто теперь выступит с ним, после такого урока?

Я с удовольствием отметил, что виденный мной Гоген из Бретани очень хорош, и мне кажется, все остальное, написанное им там, должно быть не хуже.

Может быть, ты увидишь набросок с «Сада Добиньи»[350], это одна из картин, которые я обдумывал тщательнее всего. Прилагаю также набросок со старыми соломенными крышами и набросок двух картин 30-го размера – громадные просторы пшеничных полей после дождя. Хиршиг обратился ко мне, чтобы я попросил тебя заказать краски из приложенного списка у того же торговца, чьи краски присылаешь мне ты. Тассе может отослать их прямо ему, с оплатой при доставке, но тогда надо накинуть 20 %.

Так будет проще всего.

Или же ты вложишь краски в посылку для меня, приложив счет, либо назовешь мне сумму, и тогда он пришлет деньги тебе. Здесь не найти хороших красок.

В своем заказе я оставил самую малость.

По-моему, Хиршиг начинает кое в чем разбираться, он сделал портрет старого учителя, который и отдал ему, хороший, – и затем, он пишет пейзажные этюды, по колориту напоминающие тех Конингов, что есть у тебя. Возможно, у него будет все как у Конинга или как в тех вещах Фурмана, которые мы с тобой видели.

До скорого. Желаю здоровья, удачи в делах и т. д., передавай привет Йо. Мысленно жму руку.

Сад Добиньи

Передний план – зелено-розовая трава, слева – зелено-лиловый куст и группа растений с белесой листвой. В середине – клумба с розами, справа – ограда и стена, над стеной – ореховое дерево с фиолетовой листвой.

Затем, изгородь из кустов сирени, ряд округлых желтых лип. Сам дом стоит в глубине, розовый, с синеватой черепичной крышей. Скамейка и 3 стула, черная фигура в желтой шляпе, на переднем плане – черный кот. Небо – бледно-зеленое.