Они заговорили об идеале государственной власти: о просвещённой монархии, как высшей степени проявления подлинной народности, о милосердном управлении людьми, и монах Бао, перестав раскачиваться, поддержал разговор:

— Когда у отвратных уродов рождаются красивые дети, все крутят головами в поисках их истинных отцов.

Игнатьев и Татаринов переглянулись: мудрый старик.

Китаец на свой лад трактовал христианство: человек — саморастущая глина.

— Англичане шкоду чинят, а нам уши намнут, — непонятно к кому обращаясь, проворчал Дмитрий и поставил на стол дымящий самовар. — Адьёты несуразные.

Он расставил чайные приборы, наколол сахар, распечатал пачку английских галет. Горкой насыпал печенье.

— Извольте, значить, сугревайтесь. Чаёк да кофеёк, чтоб это самое и в срок.

— Ешь вода, пей вода, — засмеялся Татаринов. — Вода сильный: мельница крутит…

Монах Бао чинно осенил себя крестным знамением и с благостным выражением лица принял из рук Дмитрия фарфоровую пиалу, расписанную розовыми лилиями.

— Спаси тебя Христос.

Татаринов захрустел галетой.

— О парламентёрах что-нибудь известно?

— Очень мало. Англичан содержат в тюрьме Бэй-со.

— В той, что находится недалеко от Прокурорского приказа?

— Да. В северной стороне разыскной палаты.

— А французы, — шумно прихлебнул Татаринов, — в юго-западной?

— Они в тюрьме Нань-со.

— Попов об этом знает?

— Знает, знает, — подтвердил старик. — Я даже план тюрьмы ему нарисовал: сидел когда-то в ней, хорошо помню.

— План какой тюрьмы? — спросил Игнатьев.

— Бэй-со, — уточнил Бао, — я сидел в Бэй-со. А план другой тюрьмы он раздобыл каким-то путём сам. Очень подвижный человек. Цепкий и умный.

Николай кивнул.

Он сам ценил Попова за его оперативность. Однажды, когда тому понадобилось вести наблюдение за домом Су Шуня издалека, он тотчас соорудил подзорную трубу: склеил несколько плотных листов бумаги, свернул самодельный картон так, как ему было надо, и вставил линзы от очков приобретённых на рынке. Хорошая вышла труба — до сих пор валяется где-то в столе у отца Гурия. Тот иногда на звёзды смотрит, любопытствует.

— Николай Павлович у себя? — услышал он голос Баллюзена и тотчас откликнулся. — Заходите, Лев Фёдорович! Мы чаи гоняем.

— Ваше превосходительство, — козырнул капитан, — прапорщик Шимкович прибежал…

— Что-то случилось?

— Да, нет, — поспешил успокоить его Баллюзен, и пригласил осмотреть дом, в котором находилась военная канцелярия полководца Сэн Вана. — Я думаю, вам это будет интересно.

Игнатьев допил чай и встал из-за стола.

Уже на улице, накинув на себя казачью бурку — дождь к вечеру усилился — он разузнал подробности. Оказывается, прапорщик Шимкович, урядник Стрижеусов и ещё двое казаков отправились "снимать план местности", а заодно поискать помещение для прибывших на джонках наших матросов. Здание школы, где разместились казаки и почётный морской караул под командованием лейтенанта Елизарова, было переполнено. А конвою, ведь, службу нести: надо выспаться, поесть, оружие почистить.

— Да и себя в порядок привести, — осторожно заступая в глинистую слякоть улицы, — объяснял Баллюзен. — Бороды подстричь, побриться...

— Понимаю, — с трудом вытаскивая сапог из топкой грязи, соглашался Игнатьев. — Я упустил это из виду.

Прапорщик Шимкович указывал путь.

Они добрались до центральной площади, обсаженной можжевельником, спешно пересекли её, свернули в какой-то проулок. Цепляясь за кусты и деревянную ограду, миновали гигантскую лужу, в которой торчала — оглоблями вверх — артиллерийская двуколка с поломанной осью. Лошадей из неё кто-то заботливо выпряг. Затем обогнули узкий каменный бассейн с разрушенным фонтаном, из которого не била, а едва сочилась жёлтая вода. Прошли по хлипкому дощатому мостку над безымянной речкой, наткнулись на развалины какой-то очень древней пагоды, прошли вдоль серой каменной стены, поднялись в гору, на возвышенность. Перевели дух. Шимкович шагал быстро. То тут, то там встречались изваяния драконов и Будд.

Дом, возле которого они заметили двух казаков — Савельева и Бутромеева, представлял собой старинный особняк, овеянный романтикой местного фольклора и мотивами буддийских легенд. Парадный вход в него сторожили два каменных тигра. В доме находился крохотный фонтан, встроенный в малахитовую нишу. Его миниатюрные чаши восхищали ювелирной отделкой. Вдоль стены тянулся горельеф со всеми почитаемыми животными, разных степеней совершенства, от единорога до черепахи.

Глава ХXIII

В подвале дома Шимкович показал найденные казаками три нарезных орудия малого калибра, по-видимому, снятые с одной из затонувших английских канонерок, изрядное количество патронов к винтовкам французского производства, два десятка пороховых картузов и один зарядный ящик с боевыми ракетами.

— А ракетный станок? — спросил Игнатьев, — не нашли?

— Никак нет, — простуженным голосом ответил Стрижеусов, — Обыскались, ваше превосходительство.

— Я полагаю, что его и не было, — высказался Баллюзен. — Ящик могли выкрасть из обоза: снаряды охраняются небрежно, больше следят за станками.

В угловой комнате, окна которой были забраны узорной кованой решёткой, нашли старинные мечи, щиты, большой колчан с мощными стрелами и два костяных лука.

Игнатьев взял один из них и не смог натянуть тетиву.

— Может у вас получится? — обратился он к Баллюзену.

Капитан осмотрел лук и решил, что натягивать его надо вдвоём.

— Тетива сплетена из оленьих жил — это и мне не под силу.

— Дозвольте, ваше благородие.

Дмитрий Скачков подхватил лук, колчан со стрелами и направился к выходу. Все невольно пошли следом.

Выйдя на парадное крыльцо, Дмитрий посмотрел на небо, словно призывал его в свидетели, показал глазами Стрижеусову: давай стрелу, приладил её к тетиве и прицелился в ствол старой липы, росшей в метрах сорока от дома.

— Подсобить? — взялся за лук Стрижеусов, но Дмитрий тряхнул головой — отойди! Его лицо закаменело, губы сжались, а левая рука пружинистым толчком ушла вперёд. Стрелу нашли в ста тридцати шагах от липы. Нет, она не прошила ствол насквозь, как показалось многим, — просвистела мимо, но удача Дмитрия так всех раззадорила, что никто уже не обращал внимания на дождь — всем захотелось поупражняться с луком. Как ни странно, у юного топографа обнаружились задатки лучника, причём, весьма успешного.

— Хочешь, не хочешь, приходится думать, что и до Белой Руси добирались маньчжуры, — беззлобно пошутил Баллюзен. — Кипит в ваших жилах восточная кровь, не ржавеет.

Шимкович покраснел.

Все рассмеялись, и капитан похлопал прапорщика по плечу.

— Не обижайтесь.

Вернувшись в дом, прошлись по его комнатам, нашли старинные