– Ты серьезно? – в голосе Валентина послышалось явное недоумение.

– Ну да... просто я не знаю, что с ним делать, – признался я.

– Я могу тебе помочь. Он же тебе враг?

– Наверное, да... вы к чему это спрашиваете?

– Без наверное, – отрезал он. – Враг. Дальше. Он может навредить тебе или Алле?

В этом вопросе я уже не колебался.

– Может, конечно, иначе бы зачем я к нему в логово полез.

– Вот. Теперь повтори это – вслух или про себя, неважно. Он – враг, и он может навредить тебе или Алле. Зачем же тебе отдавать его милиции и помогать этому капитану стать майором?

– Чтобы всё было по закону?

– По закону... ну-ка, прикури мне.

Я снова выполнил его просьбу и закурил сам. Мы с минуту помолчали – Валентин о чем-то напряженно думал, а я его не торопил.

– Кажется, ты знаком с уголовным кодексом? – я кивнул. – Вот и хорошо. Расскажи, что ему полагается по закону.

Я припомнил соответствующие статьи.

– Ну... дисбат точно – за побег из части, да ещё и с оружием. Но у нас действует принцип поглощения меньшего наказания большим... а за дезертирство дадут явно меньше, чем за убийство. Убийство... это сто вторая... как судья посмотрит, до пятнашки, думаю. Расстрел вряд ли.

Валентин хмыкнул.

– Если к твоему энтузиазму добавить ещё и юридическое образование – цены тебе не было бы, – сказал он. – Но хватит предположений, давай лучше я расскажу, как всё будет в настоящем суде. Адвокат расскажет, как его подзащитный узнал о том, что его возлюбленная ему изменила, повредился рассудком и сбежал в направлении дома, чтобы вернуть свою невесту. По дороге пережил кучу неприятностей, что только усугубило его состояние. Пошел к подруге своей девушки, та наговорила всяких гадостей, он окончательно впал в состояние сильного душевного волнения... какая это статья?

– Сто четвертая, – буркнул я.

Мне уже было понятно, к чему он ведет.

– Правильно, – одобрительно кивнул Валентин, – сто четвертая. Все эти слова адвоката будут подкрепляться пачкой справок и экспертиз, из которых судья сделает единственный разумный вывод – твой Боб в момент убийства не осознавал, что делает. Его направят на принудительное лечение в психиатрической клинике... а там ему создадут условия, как в санатории, без лекарств и процедур. Отдохнет пару лет, потом его тихо выпишут – мол, сняли склонность к пограничным состояниям, и пациент готов к возвращению в общество. Угадай, что он сделает в первую очередь, как окажется на свободе?

– Придет к нам с Аллой, – мрачно сказал я.

– Верно. Так что, ты готов передать задержанного группой старшего лейтенанта Хорошилова возможного преступника в руки милиции?

***

Я понимал, что Валентин прав. Понимал, что ничего адвокатской тактике противопоставить не смогу. Конечно, я буду бороться. Расскажу историю преследования Аллы, упомяну про угрозы лично мне – в надежде достучаться до разума судьи. Но это будет не неподкупный судья из кинофильмов, а обычный человек. К тому же тот ушлый адвокат вполне может перевернуть мои слова и использовать их как доказательство того, что Боб всегда любил Аллу и жить без неё не мог, а не просто был мелким трусливым засранцем, с бандой таких же мелких и трусливых подручных. Всё остальное зависит от трактовок – ну а если родители Боба, люди явно не бедные, занесут в какой-нибудь кабинет увесистую пачку сотенных купюр, исход суда окажется более чем очевидным.

Вывод из всего этого мог быть только один. Он мне не нравился, но никаких альтернатив я сразу предложить не мог.