Антон впал в ступор, не отводя глаз от говорящего. Восковое, без единой кровинки лицо, глубоко запавшие глаза, хрящеватый нос. Что-то смутно знакомое было в этих хищных чертах.

— Пошто молчишь? — спросили из репродуктора. — Раз пришел, говори… Развлеки старика.

Он почувствовал себя идиотом. И что сказать? Меня зовут Антон, я тут мимо проходил…

— Вам там… лежать удобно? — спросил он и сам себе удивился, как он мог такое ляпнуть.

— Ко всему привыкаешь, любезный, — сказал старик. — Архимедис утверждал, что в водном растворе телу чувствуется легче. Прав мудрец… проверено на собственной шкуре! Хоть я бы скорей предпочел перину под балдахином, да в соседстве с прекрасной дамой… Вот скука донимает, это да. Тошно лежать бревном. Ни чаю не выпить, ни водки.

Уродец скосил взгляд, и Антон вдруг заметил, что зрачки у него отсутствовали. Из-под тяжелых складчатых век на него смотрели обесцвеченные слепые глаза, как у тех античных голов, насаженных на гермы.

— Библиотека у меня превосходная, лучшее в губернии собрание, а читать не могу. Что бы ни утверждали господа поэты, литература очень физична. Там все о любви, ощущениях, а мне это без надобности… Мой Филька-камердинер здоров читать всякие фантасмагории, а я брезгую. Хоть попадаются занятные вещицы. Помню про голову профессора, что жила сама по себе без туловища. Бойко написано, да и бытие мое наложило на прочтение особый отпечаток… Меня увлекает отрасль абстрактная, потому развлекаюсь тем, что переигрываю карточные партии, кои мне удалось сыграть в жизни. Право, никогда не приедается. Доставляет мне неизгладимое удовольствие находить все новые варианты. Все же мы, брат, мыслители! Негоже нам скучать, даже находясь в вечном мраке…

С лицом его происходило что-то странное. Сквозь толстое стекло Антону показалось, что высохшая пергаментная кожа испещрена черточками. И только всмотревшись внимательней, он вдруг понял, что это крошечные насекомые. Мелкие, как зерна риса, проворные мушки выползали изо всех щелей и рассыпались по погруженному в янтарный раствор телу. Антон завороженно рассматривал, как шевелящаяся масса скапливается на зеленом стекле.

Старик вновь разомкнул губы.

— А ты, видать, из новоприбывших?

— Откуда вы знаете? — вздрогнул Антон.

— Как водится, донесли. У нас всякий такой случай на счету, небось не странноприимный двор… Ты-то сам из чьих будешь? Звание есть какое?

— В смысле? — Антон нахмурился.

— Из мещан, из купцов? Дворянин?

— В историческом ключе, что ли? — озадаченно спросил он. — Ну… Разночинец, может быть? Вообще-то я программист… пишу компьютерные программы.

— Охохонюшки… Про-грам-мы… Да уж нынче такое сочиняют, что на голову не натянешь. — В голосе старика промелькнуло раздражение. — Пойми этих господ Бальмонтов да Брюсовых… Укрой, дескать, свои бледные ноги. Это как разуметь? Одеял что ли, в доме нет? Ночью шляются по актрискам, днем бесстыжие вирши строчат. Испорченность одна, распутство…

Антон открыл рот, но не успел вступиться за символистов, как старик брюзгливо продолжил:

— Уж теперь писать немудрено. Невелика хитрость самописцем бумагу марать. Вот в прежнее время, пойди сочини поэму в тыщу строк, да выведи каждую буковку гусиным пером! Хоть само по себе занятие не позорно. Не хуже других… Можно и без титулов высоко взлететь, особливо если есть упорство в достижении цели… Я, господин любезный, мог бы представить тебя великой княгине Елене Павловне… если бы бедная старуха была жива.

Старик помолчал, видно, вспоминая.

— На четверги являлись важные птицы — граф Орлов, Панин князь… Что говорить, даже посланник Бисмарк и де Кюстин захаживали. Теперь, слышал, революция упразднила сословия за ненадобностью. Нет уж ни купцов, ни мещан… Как же вы теперь зоветесь — свободные санкюлоты?

— Вроде того… — Антон напрягся. — А вы… — он понимал, что это звучит безумно, но вся логика событий вела к этому невероятному выводу. — Вы — тот самый Гермес Велесов?

— Граф Виллис-Велесов, — сухо произнес старик. — Мануфактур-советник и почетный гражданин, кавалер Станислава трех степеней, учредитель акционерных обществ, директор правления банков, член попечительских советов, обществ вспомоществования и тому подобных богаделен. Рождения одна тысяча восемьсот двенадцатого года от рождества Христова, а смерти до поры до времени избежал, благодаря изобретенному мною способу проживать неопределенно долгое время… до вечности, если создателю будет угодно!

Антон подался вперед.

— Значит… в этом суть всего эксперимента? Сохранить вам жизнь?

Бескровное сухое ухо старика шевельнулось и белесый глаз скосился на Антона.

— Ну уж нет! Кто я такой? Простая человеческая обезьяна… Высшей целью полагаю обслужить вселенское человечество. Даровать ему надежду на жизнь вечную! Но разве позволительно поручить такую архиважную задачу кому-либо, кроме самого себя? Если кто-то и должен послужить лабораторным кроликом, так это сам изобретатель. Лежать тут это не привилегия, любезный, а жертва! Языческое приношение на алтарь народолюбия.

— То есть вы здесь из любви к ближнему? — Антон с сомнением огляделся. — То есть вы построили станцию для того, чтобы…

— Да уж поверь старику… — резко оборвал его голос. — При прежней жизни для народа не щадил ни капитала, ни живота своего! Пока революционеры с бомбами жертвою падали в борьбе роковой, ваш покорный слуга добродетельно служил народному преуспеянию! Одних домов призрения да приютов для сирот настроил целую улицу. И ныне служу, перенесшись под землю после юдоли земной. Я, мил-человек, эту затею надумал давно. Денег-то у меня было столько, что переведи я их в жидкое золото, за всю жизнь не выхлебать… Куда же девать всю эту прорву, да так, чтобы с пользой? Захотелось мне продлить жизнь людскую до невообразимых пределов, чтобы весь мир ахнул. Пригласил ученых, профессоров… те год-два кумекали, да ничего у них не вышло. Но был у меня на службе некто Чурилов, способный малый. Он-то меня и надоумил, что главная хитрость в местной свекле. Дескать, в ней содержится важное вещество, ровно такое же, как в крови человеческой. Вещество это имеет большое значение для организма, потому что удерживает в крови кислород…

— Вы имеете в виду… гемоглобин? — тупо спросил он. — То есть вы смогли извлечь гемоглобин из свеклы? Теперь я начинаю понимать. Вы создали… заменитель крови?

Старик сделал неуловимое движение веками, что означало, по всей видимости, согласие.

— Белая кровь! Мы назвали этот состав белой кровью…

Антон мучительно соображал, пытаясь вытащить из памяти те отрывочные сведения из области биологии, что у него еще сохранились.

— Кажется, красный цвет крови придает железо? Значит, энергель воздействовал на свеклу таким образом, что красные тельца превратились во что-то другое?

— По цвету она прям как молоко… — мечтательно произнес старик. — Обычная красная кровь не идет ни в какое