Драйверу, вернулся в свою капсулу. Там тоже шло на поправку — Юри уже не была столь убийственно черна, ее тело постепенно заряжалось, хотя рассудок еще не настолько оправился от повреждений, чтобы она вышла из забытья.

Валькирия мрачно молчала. Я тоже не испытывал особой охоты трепаться, слегка поев, я завалился спать без сновидений и желания просыпаться.

Когда я таки проснулся, это произошло через девять автономных часов, Юри вовсю щебетала с Валькирией. Я, собственно, и проснулся от этого голоса. Юри ласково поприветствовала меня и ничем не напомнила о минувших событиях, а чуть позже нахально заявила:

— Радуйся, у меня выходной и сегодня я тебя не подслушиваю.

Сквозь показную непринужденность сквозила некоторая неуверенность в себе. И где-то в глубине зеленоватых сейчас глаз была спрятана тревога.

Все же я не рискнул ей верить. Чуть позже она ушла на Драйвер. Валькирия проворчала:

— Ты не мог меньше выказывать свое недоверие?

— А с чего это мне вообще кому-нибудь доверять? — вытаращился я на визор — номинальное лицо юниверскафа. Капсула возмущенно проскрипела:

— Вот она, его благодарность за все, что для него делается! Ну, спасибо, батюшка, еще не раз попомню!!!

— Прости, я не имел в виду корабли.

— Ты все меньше на нас оглядываешься, а мы, между прочим, тоже разумные существа! — склочно напомнила капсула, — А у Юри и вправду амнезия с параличом.

— Паралич?!! — поднял я брови и вообще вытянул свое лицо, — Но она нормально двигается!

— Я говорю о ее телепатическом таланте.

— А-а… Так бы и сказала! — пробормотал я, беря услужливо поданную чашечку кофе. Неподалеку повисла пепельница с зажженной сигаретой.

— Я так и сказала. Это неважно, ходит она или нет, когда поражены ее уникальные функции. Важно, что после ваших дурацких разборок она как телепат медяка не стоит. То есть теперь она просто сирота коршианского происхождения.

— Я рад. Это просто бальзам на мои раны, — выдохнул я вместе с прохладным дымом и не слушая ее возмущенный речитатив, отдался кофе, табаку и своим временно непрослушиваемым мыслям.

«Дэва отыскать уже несложно. Ведь точно известно, и за это спасибо девочке, что он находится в одной из Вечностей этого Круга Времен. И Террис тоже в этом Кругу. Беспокоиться, стало быть, особо не о чем. А Тунга вместе со всем Советом Девяти можно не опасаться. Навряд ли мы для для них представляем легкую поживу», — думал я, и улыбался, вспоминая лекции Тунга.

«Да, они в своих познаниях о окружающем мире почти так же далеки от действительности, как и грязные терране», — думал я и улыбался. Потому, что это было великолепно. Потому, что это давало нам безопасность.

Мое благодушие, увы, продолжалось недолго.

— Так! Осталось разобраться с вами, милый капитан и дорогая Валькирия Нимфодоровна! — нарисовалась в капсуле багровая Юри. Потому, что никем, кроме нее эта коршианка лет этак тринадцати — четырнадцати быть, естественно, не могла. Я посмотрел на малиновое свечение гнева и невозмутимо спросил:

— Прекрасно. Ну а теперь объясни-ка нам, дуракам, что это означает? Или мне предстоит повторение того, что было совсем недавно? Или ты решила нас доконать?

— Молчи, несчастный, — пробормотала девица и покачнулась, — Щас вам всем тут до… Ик! Достанется. Я решила входить в переломный возраст, — и с размаху плюхнулась на энерговихрь. Валькирия простонала:

— Да она пьяна как сапожник! Вот это выходной!

Тем временем Юри перетекла из сидячего в лежачее положение, свернувшись в классическую позу пьяницы — сгорбленная фигурка с согнутыми ногами и засунутые между бедрами ладони. Девица почмокала и заулыбалась, мгновенно заснув. От нее разило спиртным и табаком. Я довольно долго рассматривал это чудо, хмыкая и покачивая головой, потом перешел на Драйвер. Меня встретила перепуганная Эва:

— Капитан, я просто не знаю, что с ней делать! Это вообще ребенок или кто?

— Полагаю, что да.

— Я просто не знаю, что с ней делать, — озабоченно сказала коршианка, — Насколько я понимаю, я здесь для того, чтобы заботиться о ней. Но если я перестаю ей потакать, она делает из меня чурку с глазами, и творит все, что вздумается! А только что она вообще перешла все разумные и неразумные границы! Сказать совестно, — смешалась Эва и начала теребить полуоторванную застежку на груди.

— Понятно. Драйвер, что она вытворяла с темпораторами?

— Хмм… Она заказала такой режим работы, чтобы сначала вернуть свои способности, а затем скачком повзрослеть настолько, насколько позволит ее организм. Без смертельного исхода, — уточнил баритон Драйвера, — Потом пришлось откачивать ее прямо в машинном отделении. Чуть не умерла от истощения.

— Понятно. Можно ли достичь в точности обратного эффекта? — нахмурился я.

— Конечно, — влезла Валькирия, — Уже делаю. Щас я ей и вытрезвитель, и переломный возраст, и сексуальную революцию на дому усторю!

Спустя всего полчаса Юри в своем прежнем виде притихла за столом. Она пыталась надувать щеки, делая независимый вид: раз она-де подверглась хрономодификации и стала намного младше, чем сорок минут назад, то соответственно и не может отвечать за поступки, совершенные в более позднем возрасте, в своем биологическом будущем. Впрочем, отстаивала она свою «невиновность» вяло, так что когда я пригрозил что-де еще пара таких фортелей, и она останется обживать пригодную для этого планету, как она совсем сникла и мы с Эвой вздохнули с облегчением.

(Много позже мне, конечно, стало известно, что Валькирия сохранила специфические способности Юри. Она не могла поступиться нашей безопасностью. Жаль, что я не знал тогда об этом. С Юри же корабли взяли жуткую клятву, что пока в ее способностях не будет ОСТРОЙ необходимости, о них, то есть о их наличии, никто на дух не догадается.)

Как раз к этому моменту мы все обнаружили, что проголодались. И с похвальным усердием стали подкрепляться. Вообще, надо заметить, что обеденный стол тогда стал для нас не стоько местом для приема пищи, сколько тем, что собирало и объединяло всех таких разных нас. Чем-то вроде клуба. И сегодня в честь укрощения нашего «ежедневного землятресеньица» атмосфера за столом для нас с Эвой стала особенно приятной. Она даже стала улыбаться, мои рефлексы немедленно отреагировали на это и все стало «чудесно». Главным образом оттого, что ее холодок отчуждения стал таять. Я ощутил, что Эва почувствовала себя членом нашей команды. Что она смотрит на меня не совсем и равнодушно. И что мне нравится ее низкий, с хрипотцой, как у джазовых певичек, голос. И ее волосы были постоянного каштанового цвета и не изменяли оттенки каждые пять минут. И даже ее безобразный, бесформенный комбинезон не мог скрыть ее потрясающей фигуры.

Иногда мы кидали