грань представимого, то сдавливали, подступая к самому телу. К телу, за власть над которым боролись терранин и кто-то извне, и оно тоже дрожало и гнулось, оно блестело от пота, но не покорялось могучей воле телепата.

Не осталось ни имени, ни памяти, ни знаний, только судорожное сопротивление тела, ставшего полем боя. Телом, знающим только одно — надо выстоять. Затем терранское сознание еще напряглось и родило мысль: покориться невозможно, значит нужно покорить, свести с ума, изувечить, сжить со света тот, другой разум. Время остановилось…

… Медблоки с хлюпаньем отлеплялись от головы и груди. Из марева бреда проступил родной как домашние тапочки пейзаж моей капсулы.

— Привет, — сказал я, — Сводку за последние восемь суток. Что там с Драйвером?

— Не доброе утро, — вздохнула Валькирия, — Драйвер не отвечает, сводку дать не могу, поскольку моя память физически уничтожена именно в запрашиваемом тобой интервале.

— А разве такое возможно? — удивился я.

— Значит, возможно! — хмуро проскрипела капсула, — И мне это совершенно не нравится. Зарядить твои пси-аккумуляторы или ты просто позавтракаешь и полежишь?

— И зарядить тоже.

— Накрываю на стол, — довольно сказала Валькирия, — Я очень хочу знать, что же происходило все это время. Впрочем, догадываюсь, что это было что-то кошмарное. Ты садись за стол и вообще отдыхай.

— Кстати, где мы находимся и движемся ли куда?

— Да, проходим по Кольцу Времен. Я так думаю, что все это интересное время мы идем по нему.

— Нам необходимо исследовать участок, который мы прошли. Если не из-за Дэва, то непонятно, зачем устраивать подобное!

— Хмм… — сказала Валькирия. Я глотнул кофе, чувствуя внедрение пси-проток в мой многострадальный организм и теплую волну от начинающей поступать энергии:

— Дэв там, или недавно там был. Сейчас поем, полежу немного, потом схожу на Драйвер, гляну, что там делается, и возвращаемся назад.

— Не стоит, Эн Ди, — мягко сказала капсула. Я вскинул брови:

— Считаешь, что с Драйвером так уж плохо?

— Я не об этом, о возвращении на участок пути, назовем его «запретным».

— Не стоит возвращаться?! Это еще отчего?

— Дэвида там нет и не было.

— Пожалуста, объяснись, — нахмурился я, — Мне не нравятся столь странные заявления. На основании чего ты столь уверена?

— Сейчас, — пробормотала капсула, извлекая какой — то предмет из обрамления визора. Это был лист металлической фольги размером с почтовую открытку. Капсула объяснила:

— Еще до того, как мы подобрали Эву и Свету, я решила подстраховаться. Это устройство совершенно не зависит от меня, работает как приемник отраженного луча и настроено регистрировать все пси-спектры. Вот, убедись, записи моего отраженного луча, луча Драйвера, эта непрерывная черная линия от работающей в тебе имплантированной псионовой машинерии, вот всплеск спектров, в том числе поданный Светой пси — импульс. Дэвид, то есть его импланты имеют характерный спектр излучений, близкий к твоему. Если бы мы находились в одной вселенной с ним, то черная отметка появилась бы за красной чертой, отделяющей своеобразное «поле». Вот, убедись сам. Записи очень мелкие, смотри их в увеличении.

— Дай стократную лупу, — попросил я, беря в руки «открытку». Кстати, а где гарантия, что он не был отключен, как я?

— Ну…

— Или его память не была уничтожена наподобие твоей?

— Ха! — воскликнула Валькирия, — А отгадай загадку: «Что нельзя стереть, поскольку оно вычитанием да отниманием лишь больше становится?»

— Мне сейчас не до загадок, — пробормотал я, разглядывая тонкие линии на металле через мощную лупу. Валькирия вздохнула:

— Хорошо. Помнишь, на Террис существовала технология записи информации путем прожигания дырок в периодической электронной стуктуре?

— Было такое от бедности, — кивнул я, — Называлось «масочное постоянное запоминающее устройство», ну и к чему ты это вспомнила?

— А к тому, что мой приборчик тоже прожигает на себе информацию, когда она есть! — воскликнула Валькирия, — А ответ на загадку такой: дырка.

На проверку записей ушло немного времени. Через каких-то пять минут я просмотрел все и разочарованно отбросил аппаратик от себя. Валькирия подхватила его и спрятала на прежнее место, пока я принимал старое полулежачее положение.

— Нич-чего не понимаю, — сказал я, принимая поданный Валькирией кофе, — Если там нет Дэва, то какого хрена?! Ради чего, боже мой?

Валькирия промолчала. Я вздохнул, глотнул горячий, сладкий и крепкий напиток, пожал плечами:

— Знаешь, я немного подремлю, а то совсем выбит из колеи. Драйвер может и подождать.

— Вот уж кто ничего не понимает, так это я, — призналась Валькирия и снова умолкла, а я неожиданно уснул. Я проспал примерно час, и проснулся несколько освеженный, но с гадким привкусом во рту, согнал его чашей вина и чашечкой кофе, закурил сигаретку и по отраженному лучу перешел на Драйвер. Меня встретили темнота и тишина. Меч Гакко, который я прихватил с собой на всякий случай, мягко высвободился из-под локтя, всплыл в середину корпуса и осветил его своим ровным белым сиянием. Я огляделся.

Драйвер имел жалкий вид — ободранная мягкая обшивка, неработающий визор, блокированные интеллекты. Юри кучкой черных тряпок валялась неподалеку от раскрытого синтезатора, Эвы не было видно. Я открыл машинное отделение, чтобы активировать юниверскаф, и увидел чарранку — она висела в неестественной позе почти в центре аппаратного отсека, чуть в стороне от главного энергоблока головой вниз. Ноги чарранки запутались в энергоновых протоках, как в сети. Пониженная гравитация, при которой ее волосы начали шевелиться от сквозняка да синие отблески светящихся проток придали ей вид утопленницы.

«Интересно, какого рожна ей тут понадобилось?» — подумал я, залезая на чуть теплый энергоблок и выпутывая ноги Эвы из переплетения светящихся нитей энерговодов.

— Хорошо, что тут низкая сила тяжести, — вслух подумал я, — Не то девица годилась бы только на отпевание.

Через несколько минут я выволок ее из машинного отсека и положил рядом с Юри. Чарранка выглядела намного лучше, она размеренно дышала, ее сердце ритмично сокращалось, так что я пришел к выводу, что у нее обычный обморок. Тельце Юри было почти холодным. Пульс еле нащупывался. Я взял ее на руки и вернулся на Валькирию. Положил девочку в развернутое капсулой операционное поле, попросил:

— Сделай, что можно.

Капсула подогнала к Юри медицину, долго молчала, и лишь после вздоха синтезатора, выдавшего мне заказанный инструмент, сообщила:

— Кто-то пытался сжечь ее мозг. Как и твой. Мне хочется думать, что был некто третий.

Я кивнул. Потом шесть изнурительных часов я пытался не думать о ее словах, приводя искалеченный Драйвер в порядок. Иногда я подходил к Эве и проверял, жива ли она. Ее обморок постепенно перешел в глубокий сон, тогда я перестал за нее беспокоиться и передав дела слегка починенному, еще заикающемуся