Софья проглотила каплю вина и, поставив кубок на место, вновь обратилась к Хозе:

— Расскажи-ка, гость дорогой, а как ханы в Крыму живут? Неужто в своих шатрах, как в старину?

— Нет, конечно, в юртах они живут лишь во время походов, — ответил Хозя, проглотив очередной кусок нежной рыбицы. — У Менгли-Гирея свой дворец каменный с гаремом, слугами, с бассейном. Его ещё отец нынешнего хана начал строить — Хаджи-Гирей, он и ханство Крымское основал. Кстати, при поддержке Казимира Литовского. Потому и не хочет ныне Менгли-Гирей союз с Русью против Литвы заключать, неловко ему друга отцовского предавать. Его понять можно. Но и от дружбы с Русью не хочет он отказаться. После того как вы Ахмата от Алексина погнали, он зауважал великого князя, — Хозя приподнялся и поклонился в сторону Иоанна. — Но понять не может, почему вы не хотите с ним союз против одного Ахмата заключить? Он же враг вам одинаковый!

— Я уж объяснял тебе, могу и повторить, — добродушно отозвался великий князь, отхлёбывая ложкой поданную к столу двойную уху. — Пока что у нас перемирие с Ахматом. Посол его недавно отбыл, а вместе с ним и я в Большую Орду посла своего отправил. Не хочется мне напрасно врага сильного дразнить. Вот если бы Менгли-Гирей со мной против Литвы объединился, я бы тогда смог и Ахмата в договор врагом своим записать. Но я, пожалуй, посла своего с тобой отправлю, Ивашку, как водится, с дарами, с поминками, пусть мне хан грамоту свою пришлёт, какое решение он примет. А дальше видно будет!

— Хорошо, мой господин, как прикажешь, я всей душой на твоей стороне. — Хозя прижал правую руку к своей груди и, вновь приподнявшись, ещё раз поклонился Иоанну.

— А откуда ты язык русский так хорошо знаешь? — поинтересовалась Софья у гостя.

— Хорошему купцу положено много языков знать, это его хлеб! — поклонился и ей Хозя. — Без знания языка купец в чужой стране, как немой, ничего сделать не сможет. Потому меня отец с детства языкам учил, даже рабов для этого покупал.

Слуги убрали тарелки с ухой и подали горячее. Принесли трёх жареных осётров на длинных блюдах, одного, самого знатного, в две руки, поставили перед государевым местом. Двух других — по сторонам. За осётром последовали блины с мёдом, но великий князь предпочитал заворачивать в них икру.

К концу трапезы Хозя, сытый и довольный, поднялся из-за стола и, поклонившись Софье, произнёс:

— Спасибо, государыня, за уважение, мне оказанное. Позволь отблагодарить тебя.

Она с улыбкой кивнула в знак согласия, и Хозя быстро засеменил к выходной двери, выглянул наружу, сделав какие-то знаки за дверью. Тут же два молодца со смуглыми лицами — помощники Хози, втащили в палату огромный тяжёлый рулон и прямо перед столом раскатали его. Это был ковёр с ярким восточным орнаментом. Софья всплеснула руками, не желая скрывать своего восхищения.

— Спасибо, гость дорогой! Вот это подарок! Чем мы-то его отблагодарим? — обернулась она к мужу.

— Меня великий князь и так не забывает, — скромно ответил гость. — Я от него достаточно милостей вижу.

— Ладно Хозя, ты знаешь, я в долгу не останусь. А пока давай ещё немного выпьем за дружбу.

Пока чашник наливал в бокалы мёд и вино, Иоанн что-то шепнул ему, и тот ненадолго исчез. А вскоре появился с большим серебряным кубком, прекрасной работы, частично позолоченным. Государь сам наполнил его мёдом и протянул Хозе Кокосу.

— Знаешь наш обычай? — спросил Иоанн.

— О да, — только и смог вымолвить тот и, встав, принял кубок, не считая возможным отказаться от предложенного подарка.

Но прежде чем получить его, надо было выпить содержимое. И Хозя принялся медленно поглощать крепкий, настоянный травами мёд, а закончив, даже пошатнулся. Но мужественно поклонился государю, затем Софье и вновь поблагодарил за гостеприимство и за подарок. Чтобы не упасть от ударившего в голову напитка, ему пришлось опереться о стол.

Государь тоже встал, давая понять таким образом, что обед закончен. Слуги подхватили гостя под руки и повели за дверь под всеобщее дружеское одобрение. Там за дверью передали вместе с кубком его помощникам, доставившим ковёр.

Иоанн с супругой направились на послеобеденный отдых. Обернувшись, Софья показала слугам на подарок:

— Несите его следом, в опочивальню.

Ковёр разложили перед кроватью, он занял большую часть палаты. Софья скинула башмачки и тонкие вязаные четыги-чулки и босиком походила по его густой пушистой поверхности. Видя хорошее настроение мужа, который успел уже лечь отдыхать, игриво встала перед ним на колени, приласкалась, взяла его руку в свою:

— Господин мой, исполни мою просьбу, сделай милость, не откажи!

— О чём ты?

— Вчера приходила ко мне супруга Ивашки Вольпе, ну, знаешь, Фрязина, который за мной в Рим свататься приезжал. Плакала она и рыдала здесь, умоляла помочь ей мужа из заточения освободить. Сказала она, что он в Коломне, у тебя в крепости томится, а её ты с собственного двора согнал, живёт она с ребятишками у знакомых, мается и нищенствует... Прости ты его, несчастного!

— Ничего себе, несчастный! Ты хоть понимаешь, что он натворил?

— Понимаю, конечно! Без твоего позволения посла венецианского Джана Тревизана в моём обозе доставил с иными фряжскими и греческими гостями, обманул тебя. За то ты обвинил обоих в шпионаже... Но ведь бояре мои и посланцы папы Сикста подтвердили тебе, что Тревизан вовсе не шпион! Неужели ты им не поверил? Да и чем мог навредить тебе венецианец?

— А ты знаешь, что сват наш этого Тревизана втайне от меня дальше послал, к татарам в Большую Орду, к Ахмату? Почему он это скрыл от меня? Может, собирался уговорить хана вновь на Русь подняться? Может, он по уговору с литовским Казимиром и с папой действует?

— Ну сам подумай, зачем Папе и Венеции татар на тебя поднимать, когда у них сейчас турки на пороге стоят, когда султан османский Мехмед уже немалую часть христианских земель разгромил, обратил в мусульманство! Я не говорю уж про родную мою Византию, про Морею, он ведь покорил уже Сербию, Боснию, Афины, теперь воюет с Албанией, Молдавией, с самой Венецией!

Софья разволновалась, вспомнив многочисленные наставления, которые давали ей