Шрифт:
Закладка:
Из Пскова прибыли послы с челобитьем и просьбой великой. Закончилось предыдущее перемирие псковичей с немцами ливонскими. Хотели было они сами с соседями договориться, но те за мир потребовали земли и воды псковские, на которых уж города и сёла русские стоят. Псковичи, само собой, не согласились отдавать земли, добытые трудом великих князей всея Руси. Противники ни с чем не согласились, ни о чём не договорились и разъехались без мира. Тут же помчались русичи за подмогой к великому князю, чтобы оборонил их, они опасались, что сами врага не осилят.
Послы от имени всего Пскова благодарили Иоанна за присланного им нового наместника, которого они сами же и просили, князя Ярослава Васильевича Оболенского, брата воеводы Стриги. Предыдущий наместник великокняжеский, грубиян Шуйский, со скандалом уехал в Москву, пограбив напоследок и пограничные псковские села, и псковских же людишек, которые хотели с честью проводить его до конца своих земель. Но об этом говорить послы даже не стали, чтобы не гневить лишний раз Иоанна: они и без того достаточно жаловались на Шуйского. Про нового наместника тоже молчали: ещё не присмотрелись толком. Ни ругать, ни хвалить того пока было не за что. Просили лишь о помощи.
Что ж, всякая власть требует практического подкрепления. Любишь повелевать, люби и платить за это. Спешно снарядил государь с псковичами полки московские во главе с красавцем воеводой Данилой Дмитриевичем Холмским, героем Шелоньской битвы. Вскоре явилось под Псковом московское воинство, да столь великое, какого никогда тут не видывали. Вскоре застонали псковичи: дружинам требовалось пропитание, поначалу стали они сами ездить по сёлам, добывать пищу, грабили крестьян. Особенно бесчинствовали татарские дружины. Но Холмский, по жалобе хозяев, быстро приструнил их. После небольших переговоров установили порядок получения кормов, бесчинства прекратились. Убытки псковичей были вскоре вознаграждены: немцы испугались московской силы и прислали своих послов просить мира на условиях псковичей. Мир заключили на двадцать лет. В договоре помянули всё самое главное: и государей своих, великих князей и царей Ивана Васильевича и его наследника Ивана Ивановича, и дани с пошлинами, и земли с водами по старому рубежу, и всё прочее.
С честью проводили псковичи Холмского до самой границы своих земель, наградили ста рублями и просили не забывать. Расстались довольные друг другом.
Правда, и это лето не обошлось без тревоги. В начале июля из Коломны прискакал гонец с сообщением, что в сторону Москвы из Большой Орды движется татарское войско. Казаки рязанские сами видели их стоянку с несметным количеством юрт и коней. Решили, что оправились татары после набега на Алексин и вновь хотят попытать на Руси счастья. Почти сутки находилась Москва в великом волнении. Иоанн успел даже собрать совет из бояр и воевод, на котором долго обсуждали, что же случилось. В начале года в Москве побывал посол от Ахмата с предложением мира и дружбы, с ним Иоанн отправлял своего Никиту Басенкова, которого в Орде любили и жаловали за хорошее знание татарского языка, обычаев и щедрые дары. И на сей раз Иоанн не пожалел мехов, серебра и драгоценностей. Потому не ждал от ордынцев никакой пакости. Тем более знал, что Ахмат находится в состоянии войны с крымским ханом Менгли-Гиреем. Ну никак не с руки было им нападать на Русь! Как бы там ни было, решили снаряжать войско.
Слухи о татарах быстро долетели до пригородов, оттуда незамедлительно потянулись в сторону крепости, в укрытие, повозки с людьми и скарбом.
Страхи рассеял гонец от самого Никиты Басенкова. Оказалось, что тревога напрасна: то следовало в Москву не войско татарское, а большое посольство от Ахмат-хана во главе с Кара-Кучюком, ехавшим в сопровождении свиты в шестьсот человек, да с торговыми людьми, коих насчитывалось свыше трёх тысяч. Да вели они с собой, кроме собственных лошадей, ещё и сорок тысяч на продажу. Немудрено, что такую ораву пограничные казаки приняли за вражеское войско.
Волнение улеглось, народ разъехался по домам, но хлопот у государя не убавилось: теперь он ломал голову, как разместить нежданных гостей, как прокормить их, как оградить своих крестьян от грабежей. В конце концов всё решилось: самые знатные послы остановились в крепости в собственном ордынском подворье, которое вот уже более ста лет никакой пожар не брал; огромная свита расположилась на Ордынке во дворах для татарских воинов и торговцев, там же уместились отчасти и самые состоятельные татарские купцы; все остальные вместе со стадами лошадей для продажи остались в своих шатрах в пригороде, прямо на полях. А чтобы не грабили, приставил к ним Иоанн дружинников да распорядился продавать им регулярно пищу из своих запасов. Именно продавать, ибо по старинной договорённости полагалось государю кормить задаром лишь послов с их собственной свитой, коих и без того теперь пожаловало более шести сотен. Остальные гости: купцы, торговцы и прочие бездельники должны были питаться за свой счёт. После размещения ордынцев оставалось лишь следить, чтобы не набедокурили: с таких гостей нельзя было глаз спускать.
Достаточно напряжёнными оставались отношения с Литвой. Осенью оттуда прибыл посол Богдан с жалобами: москвитяне пограбили литовский город Любутск, ушли оттуда с добычей и пленниками. Правда, любчане тоже в долгу не остались — напали на подданного великого князя Иоанна Семёна Одоевского и убили его. Казимир требовал наказать зачинщиков смуты, Иоанн не спешил вмешиваться. Послал в Литву своего посла Василия Китая. И тоже с претензиями. Почему Казимир православных к унии принуждает, веру свою менять заставляет? Почему не позволяет на подвластной ему русской земле храмы православные строить и восстанавливать, ремонтировать старые? Почему православных во всём притесняет? Даже в самом Киеве, откуда по всей Руси вера размножилась, и там лучшие должности именно католикам отдаются? Всё свёл Иоанн к тому, что неприятности на границах с Литвой происходят лишь оттого, что Казимир незаконно землями русскими владеет.
Но при всех своих государственных заботах и хлопотах не забывал Иоанн и про свою жёнушку. Как и обещал ей ещё зимой, лишь только прогрелась земля и расцвели сады, отправился с ней и с сыном в