Разобрать его каракули было непросто: «Энтропия… Детерминизм как основная характеристика – см. Эддингтона… Сбой причинной связи на субатомном уровне…»

– Прекрасно, – усмехнулся я, сунув листок обратно в карман лысому. – Должно быть, тот атом и взорвался у него под носом.

Хиллмен обиженно умолк и не произнес ни слова до самой больницы «Палмвью», которую я сразу узнал по фотографии. Обычная провинциальная клиника, порядком запущенная, с давно не стриженной лужайкой и немытыми окнами.

Я вошел в приемную следом за моим спутником. Девушка за стойкой вопросительно глянула на нас, отложив модный журнал.

– Мы хотели бы видеть доктора Фабрина, – начал Хиллмен.

Ничего больше он сказать не успел: через вращающуюся дверь в приемную ворвался крупный мужчина с бульдожьим лицом, а за ним толпа интернов, пациентов и медсестер. Все они выглядели взволнованными. Хиллмен ринулся к толстяку:

– Доктор Фабрин, я привез репортера из «Трибьюн»…

– Да, конечно! – Доктор нетерпеливо махнул рукой. – Пойдемте, у нас новый случай!

Он ураганом пронесся мимо во главе толпы, а мы с Хиллменом поспешили вдогонку. Вверх по лестнице, по коридору… У двери с номерной табличкой Фабрин обернулся, воздев мощные руки, и зашипел, выпятив толстые губы:

– Тссс! Вы все останьтесь, а Хиллмен – и вы, – кивнул он мне, – за мной!

В комнате за дверью сидел в инвалидном кресле у окна бледный, тощий юнец.

– Доктор Фабрин, – заговорил я, – моя фамилия Хейли, я репортер газеты «Трибьюн». Хотелось бы узнать подробности открытого вами способа отращивать ноги.

– Что? – озадаченно заморгал он. – А, понятно. Да ну, ерунда!

– Вы репортер? – оживился пациент в инвалидном кресле. – Для вас есть хороший материал! Я приехал сюда с гемофилией, а теперь совершенно здоров. Доктор Фабрин вылечил меня! Видите? – Он с силой хлопнул ладонью по колену и поднял ее, показывая. Кожа чуть покраснела, но след удара почти сразу исчез. – Вот! Сделай я то же самое всего неделю назад, рука распухла бы как воздушный шар.

– Да-да, – просиял Фабрин. – Так и есть, мистер Хейли.

– Гемофилия? – переспросил я. – Насколько мне известно, средства от нее уже предлагались. Змеиный яд, белок для свертывания крови…

– Нет-нет, ничего подобного! – гневно воззрился на меня Фабрин. – Неужто вы думаете, что какой-то белок вырастил бы калеке новую ногу? Я не шарлатан и не искатель славы!

Я примирительно улыбнулся:

– Хорошо, хорошо, доктор. Редакция «Трибьюн» будет признательна за любую информацию, которую вы согласитесь предоставить.

– Одну минуту… – Фабрин окинул пациента взглядом и похлопал его по плечу. – Ты в прекрасной форме, парень! Еще денек-другой, и можешь ехать домой… Пойдемте ко мне.

Мы вышли в коридор, но не успели дойти до двери докторского кабинета, как произошло что-то непонятное – по телу вдруг словно пробежал электрический ток. В тот момент я впервые лично соприкоснулся с невероятными событиями, имевшими место в больнице «Палмвью», но лишь позже осознал, какой страшной опасности подвергался. Застыв на месте, я обернулся к Фабрину и удивился еще больше: его бульдожья физиономия на миг исказилась в ужасе.

– Подождите там, – буркнул он. – Я сейчас.

Он кивнул на дверь, а сам поспешил назад по коридору. Поколебавшись, Хиллмен двинулся следом.

В недоумении я закурил сигарету и вошел. На большом столе из красного дерева были разбросаны бумаги. Я приблизился и окинул их взглядом: ничего интересного, истории болезни и деловая переписка.

Я отвернулся и увидел девушку: вбежав в кабинет, она остановилась у порога. Симпатичное круглое личико, из-под белой шапочки медсестры выбиваются каштановые кудряшки, но в голубых глазах тот же ужас.

– А… а где доктор Фабрин?! – пролепетала она в отчаянии.

Я молча пожал плечами. Девушка торопливо огляделась:

– Мне нужно найти его, у нас происшествие!

– Требуется помощь? – спросил я и, не дожидаясь ответа, взял ее за руку и вывел в коридор.

Если в больнице «Палмвью» случилось что-то необычное, Боб Хейли не останется в стороне.

Явно до смерти перепуганная, медсестра повела меня к палате, откуда мы только недавно вышли с доктором. Заглянув туда, я поспешил втащить девушку внутрь и захлопнул дверь. К горлу подступила тошнота. Медсестра еще больше побледнела, зажав рот ладонью.

Я хорошо ее понимал. Инвалидное кресло превратилось в груду обломков, а рядом лежала… отрубленная голова – нечеловеческая, громадная! Серая и бородавчатая, как у жабы слоновьего размера, но с единственным огромным остекленевшим глазом; а из слюнявой пасти торчали голова и плечи того самого гемофилика. От гримасы на его лице лица меня замутило. Он был явно мертв и, надеюсь, умер быстро. Челюсти чудовища размололи его грудную клетку в кашу.

Медсестру трясло, у нее начиналась истерика, и я вытолкнул девушку в коридор.

– Подождите здесь и, ради бога, постарайтесь взять себя в руки, – сказал я, едва сдерживая дрожь в голосе.

Затем вернулся в палату: репортер должен делать свое дело, даже если ему противно.

Впрочем, самый тщательный осмотр жуткой твари мало что дал. Сперва у меня возникла безумная идея, что доктор Фабрин убрал пределы роста у жабы, обработав железы или что-то в этом роде, как в «Пище богов» Уэллса. Однако монстр не был жабой – такой твари мне прежде видеть не приходилось.

Одно открытие я все же сделал: голова была отделена от тела очень аккуратно. Хрящи и нервные волокна, торчавшие из обрубка, залитого густой белесой кровью, были не разорваны, а как бы рассечены острым лезвием. Совершенно необъяснимо! Голова такого размера не пролезла бы в дверь или окно, да и спрятаться под кроватью у чудища величиной с динозавра не было никакой возможности. Такого просто не могло случиться!

Когда я вышел из палаты, медсестра ждала в коридоре. Ей удалось немного успокоиться, хотя в глазах по-прежнему стоял ужас.

– Он… Он умер? – выдавила она.

– Да, – ответил я. – Что произошло?

– Я услышала крик пациента, а когда вошла, увидела все это… Только он был еще жив и эта тварь его… жевала.

Она снова затряслась, и я поспешил спросить, предупреждая новую истерику:

– Вы видели только голову, без туловища?

– Да, вот так же точно. Голова…

– Что ж, поищем Фабрина. – Я подозвал проходящего по коридору интерна. – Посторожите у двери, никого не пускайте, кроме доктора… и сами тоже не входите! Поняли?

Он обернулся к медсестре:

– Вы не против, Джин… мисс Бенсон?

Она с трудом кивнула.

– Где Фабрин? – спросил я.

– С Хамфрисом, – ответил интерн.

– Это наверху, – подсказала Джин.

Она побежала вперед, и я двинулся следом, с интересом поглядывая на стройные ножки в шелковых чулках.

– Хамфрис? – спросил я, поднимаясь по лестнице. – Тот самый игрок по-крупному?

– Угу. В него стреляли…

Я помнил. Хамфрис брал на себя