Чарли вытирает глаза.

– Он хотел, чтобы надпись была именно такой. Мы так и сделали.

Я выглядываю в единственное окно бунгало. Вижу узкую полоску звезд над головой, сплошную и ровную, как дверная перекладина. А под ними – море. Я не знаю, что сказать. Я даже не знаю, что чувствовать.

– После… – Чарли проводит указательным пальцем под носом, а затем свешивает руки между коленями, – ничто уже не было прежним. Стюарты – родители Келли – проголосовали «за», но не пришли на пляж. После этого Том купил дом, взял в аренду землю и продержался там чуть больше года, прежде чем навсегда увез свою семью в Норт-Уист. – Он качает головой. – А Кенни… Может, он и был единственным, кто проголосовал «против», но в ту ночь он все равно был на пляже. И когда я понял… когда я увидел, что Роберт хочет вернуться, Кенни был первым, кто бросился к ялику. Он оставил его на приколе у Роэнесса. Может, он все это время намеревался воспользоваться им? – Он вздыхает. – Алек так и не простил нас. Когда мы попытались вывести лодку в море, Брюсу пришлось нокаутировать его.

Чарли встает и смотрит в окно на полосу звезд.

– Вина, которую мы всегда испытывали за то, что сделали, – это наш крест, который мы должны нести. – Он снова поворачивается ко мне. – Мой крест. Полагаю, это тоже правосудие.

– Раскопки… Вот почему Феми показалось, что кто-то шарил вокруг, сдвигал брезент, после того как Мико перенесла раскопки обратно на старый курган, не так ли? Вот почему Джаз стал их тенью, да? Все вы опасались, что тело Лорна обнаружат? – Легче задавать Чарли вопросы. Искать, в чем его можно обвинить, вместо того чтобы думать о том, что он на самом деле сделал.

Маклауд кивает и садится обратно.

– Это Роберт предложил похоронить там Лорна. – Его улыбка ужасна. – Мы не могли похоронить его на кладбище, не… не объяснив, что произошло, но Роберт сказал, что вся гряда до болота и стоячих камней была священной землей на протяжении тысячелетий.

– Но почему, Чарли? Почему вы не могли просто объяснить полиции, что произошло? Я не понимаю.

Он открывает рот, закрывает его. Качает головой.

– Мэгги, я не могу… Это трудно объяснить. Мы…

– А фестиваль виски? – говорю я. – Я знаю, что вы подделали ту фотографию. Почему?

Чарли вздыхает.

– Роберт заявил, что мы виновны в гибели его овец. Он сообщил полиции в Сторноуэе, что все мы против него и хотим его убить. – Он снова качает головой. – Мы не доверяли ни поведению Кенни, ни молчанию Мэри. И Алек подумал, что если полиция найдет кровь… то есть мы ее смыли, но, понимаешь, они все равно могут ее найти, если захотят, а ее было так много, – то они решат, будто это он убил Роберта.

Чарли закрывает глаза, и его голос становится тихим, слабым.

– А мы все еще ждали ответа по поводу заявки в Земельный фонд. На эти деньги претендовали по меньшей мере шесть других общин. Никто из нас никогда не упоминал об этом, не говорил открыто, но, если бы правда вышла наружу – не говоря уже о том, что Алека обвинили бы в убийстве Роберта, – мы никогда не получили бы финансирование, чтобы выкупить землю у Юэна.

– Господи…

Маклауд вздрагивает.

– Это был ужасный хаос, Мэгги. И мы поступили так, как поступают провинившиеся люди. Мы сделали всё еще хуже. Мы сделали хуже себе. Стали параноиками. Придумывали ложь в ответ на вопросы, которые никто не задавал. Решили, что тем из нас, кого Роберт, вероятно, обвинил, необходимо алиби. На всякий случай. На следующий день после шторма мы попытались добраться до Сторноуэя, чтобы сделать фотографии, пока Айла будет заявлять о пропаже Роберта и Лорна, но дороги были затоплены и непроходимы. Пришлось ждать до понедельника. Телефонные линии не работали – они почти всегда выходят из строя во время сильных штормов, – поэтому никто не стал допытываться, почему мы не обратились в полицию до этого времени. Джимми бросил ялик Лорна в море к северу от залива, и мы придумали историю о том, что произошло той ночью. Мы – община, семья. У нас не может быть секретов. Именно это и стало причиной всего этого хаоса. – Он вздыхает. – Когда Джаз решил остаться на острове, нам пришлось рассказать правду и ему. Он согласился дать ложные свидетельские показания, что видел, как Роберт в одиночку заходил в море. Кенни согласился сказать то же самое, но… – Чарли отводит взгляд. – Меньше чем через неделю после нашего разговора с полицией он ушел жить в хижину на Западный Мыс. Там и остался.

– Значит, все получилось, – констатирую я.

Чарли смотрит на меня наполовину бесстрастным, наполовину измученным взглядом.

– Когда Роберт передумал, все мы были рады, Мэгги. Все, кроме Алека. Мы думали, что поступаем правильно. Так, как хотел Роберт. – Его руки сжимаются в кулаки. – И мы сделали всё – всё, что могли, – чтобы вернуть его.

– Кто следил за мной? Крался следом? Наблюдал за мной из темноты?

– Алек. – Выражение лица Чарли становится еще более страдальческим. – Как только мы поняли, чем он занимается, мы убедили его вернуться на буровую раньше срока. Как ради него, так и ради тебя. Пойми, больше всего на свете он ненавидит самого себя. И всегда ненавидел.

Когда я бросаю на него недоверчивый взгляд, он снова вздыхает.

– Они с Томом Стюартом всегда были заодно. И Тому взбрело в голову стать фермером. Он планировал арендовать у Юэна дом и землю на Ардхрейке задолго до того, как Роберт его опередил… хотя я не думаю, что Роберт вообще об этом знал. Том с самого начала хотел его выжить. Они с Алеком добавляли каменную соль и глифосат в почву под кормовые посевы Роберта. Они шантажировали Брюса деньгами, которые он задолжал им за игру в покер; заставляли его рекомендовать неправильные корма, давать Роберту плохие советы. Они даже хотели, чтобы он испортил случку и окот, но Брюс нашел деньги, чтобы избавиться от них. – Он смотрит на меня. – Я не знал. Никто из нас не знал. До тех пор, пока Алек не впал в ступор спустя неделю после смерти Роберта. Тогда все и выплыло наружу. В ночь смерти Лорна они с Шиной ночевали у Кэмпбеллов, но Алек винит в смерти сына только себя. – Выражение лица Чарли становится жестким. – Не могу сказать, что я с ним не согласен.