Шрифт:
Закладка:
– Я вас понял. Спрячусь, – ответил ему Андрей, пожал руку и вошел в дом.
Баб-Валя стояла посреди избы и вопросительно смотрела на него.
– Мария Пантелеймоновна дома? – спросил он ее.
– Где же ей быть? О тебе все время спрашивает, ждет. Очень тебе благодарна, что дом отремонтировал. У сына-то руки все не доходили.
– Я к ней. Если кто спрашивать будет – меня нет. Хоть милиция, хоть первый секретарь крайкома.
Он вышел из избы. За плетнем стоял дом матери Михаила Сергеевича. Новая железная крыша, свежеокрашенные рамы окон. Неподалеку от калитки он увидел черную «Волгу». Переднее окно было открыто. В машине сидел капитан Голубев. «Значит, это не милиция» – подумал Андрей. Он вышел из дома в свитере-водолазке и джинсах-бананах. На ноги надел резиновые калоши, стоявшие рядами у двери дома его приемной бабки. Привычно перемахнул забор и оказался на территории матери президента СССР. Но уже не как оборванец-сирота, а как ее зять. Мария Пантелеймоновна словно ждала его. Дверь открылась, они обнялись и вошли в дом.
– Миша звонил, спрашивал, нет ли тебя в Привольном. Что случилось? Почему твоих музыкантов арестовали с кучей денег? Ирина знает об этом?
Мария Пантелеймоновна задала все вопросы, которые мучили ее последние сутки.
– Мария Пантелеймоновна, это подстава. Им не я нужен, а Михаил Сергеевич. Это его хотят облить грязью.
– Так и думала, – мать генсека нахмурила брови. – Что делать будем? Прятаться? Тогда ступай в баню. Печь натопишь, а там видно будет.
– Прятаться не буду. Вы ж меня знаете – никогда чужого не брал. А сейчас вообще дую на воду, чтобы Ирину и Михаила Сергеевича не опозорить.
– Если не прятаться, то что делать? Тебя же ищут из милиции.
– Мария Пантелеймоновна, вы меня любите?
– А как же, ты же муж Ириночки, и она тебя любит.
– Вы можете Михаилу Сергеевичу позвонить?
– Да хоть сейчас, о чем просить-то?
– Скажите, что я у вас. И что если меня арестуют, то вы…
Андрей задумался. Не мог сразу представить, какая угроза матери может заставить тестя остановить уголовное дело против него и Романа.
– Найду что сказать. Как уехал в Москву, про меня почти забыл. Не был ни разу. Если бы не ты, жила бы как в хлеву. В селе надо мной уже смеяться начали – его перестройка не для меня.
В доме уже много лет стоял телефон цвета слоновой кости правительственной связи. АТС-1 с гербом Советского Союза на диске. Мария Пантелеймоновна подняла трубку и набрала номер – 01. На удивление, сын оказался на месте. Их разговор был хорошо слышен.
– Мама, что случилось? Андрей где, не у тебя? Ирина с ума сходит, места не найдет. Кто же думал, что он жулик и вор? Но ничего, мы это разрулим. Какой удар по мне! Так чего ты звонишь, мама?
– Миша, Андрей у меня.
– И это правильно, куда же ему, жулику, деваться? Ты подожди пять минут. Сейчас дам команду, и его увезут. Только ничего ему не говори, пусть думает, что у тебя его не тронут.
– Сынок, послушай меня! Андрюша хороший, он не вор и не жулик. Это тебя коммунисты твои хреновы подставляют, а ты веришь.
– Его пацанов не в Ставрополе арестовали, а под Бологое. Совсем другой конец.
– Дурачок, как ты всем веришь. Разворошил ЦК и думаешь, тебя после этого оставят в покое?
– Мама, не надо драматизировать! При чем здесь наша партия и жулье?
– Миша, тогда вот что скажу. Я Андрея, своего и твоего зятя, очень люблю.
– Ну, мама, любовь, как говорится, зла, полюбишь и козла.
– Значит так, Миша. Если Андрея арестуют, я тебя прокляну и откажусь. Он столько для села сделал и для меня. Вот и думай. Его ареста тебе и Ирина не простит.
Мария Пантелеймоновна положила телефонную трубку. Села на стул и уставилась в окно. Долго сидела молча, затем повернулась к Андрею:
– Зови Валентину, у меня будем сидеть, ждать у моря погоды. Он позвонит.
* * *
Михаил Сергеевич положил трубку телефона и сидел за рабочим столом, обхватив руками голову. Только этого ему не хватало – заполучить чудовищную проблему от родной матери. А о ее упрямстве он знал лучше всех. Если удумала что-то, сделает обязательно. Проще было ей уступить. Он вызвал по селектору помощника и велел соединить его с председателем КГБ СССР Владимиром Крючковым.
– Здравствуйте, Владимир Александрович, вы знаете об инциденте с директором группы «Ласковый май» Абрамовичем?
– Да, Михаил Сергеевич, конечно. Мне доложили.
– Тогда вы понимаете, что тень ложится на меня. Второй директор – мой зять.
– Михаил Сергеевич, Абрамовича задержали сотрудники милиции. Это не наша подследственность. Но ситуация действительно патовая, и я готов срочно подключиться.
– Что вам для этого надо? Чем я лично могу помочь?
– Если вы дадите указание министру внутренних дел СССР Вадиму Викторовичу Бакатину передать дело в Комитет государственной безопасности, через сутки о нем не вспомнит никто. В Останкине я уже дал указание не передавать новости по этому делу.
– Бакатин у себя в министерстве, на Житной. У меня личная просьба: поезжайте к нему и обо всем поговорите. Он будет вас ждать. Бакатин молодой. Думаю двинуть его со временем в вашу епархию. Можете намекнуть.
– Выезжаю немедленно, Михаил Сергеевич!
От площади Дзержинского до Октябрьской, где стояло новое огромное здание МВД, Крючков доехал за десять минут. Из внутреннего двора лифт домчал его на восьмой этаж, в кабинет Бакатина. Кабинет министра внутренних дел, как и все, состоял из основной части с длинным столом для совещаний и рабочим столом министра. На стене за спиной Бакатина – портрет Горбачева с замазанным родимым пятном на лбу и портрет Ленина, читающего газету «Правда». Когда Крючков вошел в кабинет, Вадим Бакатин уже встречал его. Они пожали руки, и министр пригласил председателя в «приват» – просторную комнату для отдыха с мягким диваном, журнальным столиком и креслами. Здесь же стоял небольшой стол. Считалось, что в «привате» начальник мог говорить, не опасаясь ничего, если разговор был особо конфиденциальным. Сейчас был как раз такой случай.
– Вадим Викторович, ваши сотрудники из линейной дорожной милиции по Северо-Западу задержали некоего Абрамовича.
– Вы знаете, сколько денег было в задрипанном «Икарусе»?
Бакатин выглядел абсолютно
