весть, что Рыжебородый начал высадку на берег и привел на поле боя сорок тысяч воинов. Он мог занять холм, на котором мы находились, и атаковать южную стену. Под обстрелом с двух сторон Михею придется разделить силы, и это может оказаться решающим, если удача будет на нашей стороне.

Несомненно, всем не давал покоя вопрос о том, кто будет управлять городом. Едва рухнет стена, союзники станут врагами. Осада всегда легче борьбы за контроль над улицами и домами. Когда осада увенчается успехом, нас ожидала куда более кровавая и ужасающая бойня. Но до этой бани еще несколько месяцев, если не лет.

– А тебе не кажется это странным?

Сади, щурясь, указала на стены.

На бастионах никого не было.

Сади продолжила:

– Обычно, когда к городу подкрадывается войско, стены заполняются лучниками, аркебузирами, ополченцами и всеми, кто способен держать лук, аркебузу или бросать бомбы.

– Что-то здесь не так. Я посоветуюсь с Иосиасом.

Я пустил лошадь прочь.

– Кева, подожди, – окликнула меня Сади, голос прозвучал хрипло и умоляюще. Ее руки дрожали. – Я… – Она стиснула руки и замерла. – Береги себя.

Моя лошадь мчалась вниз по холму, к крестескому лагерю.

Император Иосиас стоял среди пурпурно-белых шатров, украшенных его эмблемами. Его окружали командиры, тоже в пурпурно-белых латах, только более блестящих, чем у обычных солдат. И опять экскувиторы преградили мне путь копьями и аркебузами. Император крикнул, чтобы меня пропустили.

– Вы заметили, что стены не защищены? – спросил я, спрыгивая с лошади.

Роун из Семпуриса пригладил седые усы и ответил раньше, чем император:

– Разумеется. А ты заметил ров, полный острых железяк, который построил Михей? Он хочет, чтобы мы приблизились к стенам, тогда он забросает нас бомбами, и мы будем до конца года выковыривать железо из своей плоти.

– Ты считаешь, это какая-то хитрость?

– Почему еще стены могут остаться безлюдными?

– Может быть, его паладины не хотят сражаться с твоими?

Император дал знак Роуну замолчать и сказал:

– Это вряд ли. Он уничтожил всех паладинов, решивших перейти на мою сторону.

– Кстати, – сказал мне Роун, – нет ли у вас в лагере сирмянского напитка… Как там вы его называете – ячменная брага?

Я бы тоже не отказался выпить ячменной браги, успокоить нервы. Я указал на Костани.

– Когда я в последний раз проверял, там было много такого.

Глаза Роуна загорелись.

– Вот еще одна причина поскорее взять эти стены. Знаешь, я имел удовольствие ее попробовать, когда был по делам в Эджазе. Расслабляющее варево, должен сказать. Вы, сирмяне, умеете делать напитки.

Я решил, что смогу уделить минутку, поболтать с этим странным крестесцем.

– У нас нет недостатка и в забадарском напитке – кислом кобыльем молоке.

Роун с отвращением фыркнул.

– Рубади такой готовят. Мне совсем не по вкусу.

Все это время Иосиас качал головой, отвернувшись от нас. Он как будто был чем-то занят.

– Я тоже так думал, – ответил я, – но потом полюбил кумыс.

– Хм. Я немолодой человек с устоявшимся вкусом. Ты когда-нибудь пробовал растерганский напиток?

– Только дважды. Имбиря слишком много.

Усы Роуна всколыхнулись от возмущения.

– Мы в Семпурисе называем имбирь корнем ангелов!

И откуда у ангелов корень? Они что, деревья? Нелепость.

– Я люблю имбирь, только не в таком количестве.

Пока мы разговаривали, от западных ворот донесся скрежет. Их решетка поднялась.

– Это значит, что Михей сразится с нами на поле? – спросил я. – Поэтому стены пусты?

– Или, может, он хочет вести переговоры, – сказал Роун. – Они трепещут перед решимостью императора!

Ворота открылись, и выехал одинокий всадник на рыжем коне. Он был в черно-красных цветах паладинов Михея. Седые волосы развевались на ветру. Я бы предположил, что он стар, но он скакал, как молодой забадар, подавшись вперед всем телом, когда лошадь перешла на галоп.

Солдаты авангарда открыли всаднику путь к нашему лагерю. Он проехал, и они с трепетом проводили его взглядами, словно он был ангелом во плоти.

Экскувиторы поразили меня: они преклонили колени, когда всадник проезжал мимо. Казалось, Иосиас тоже был потрясен благоговением своей армии и вытаращенными глазами смотрел на этого человека.

Поднялся шум, солдаты переговаривались друг с другом, как девушки-сплетницы. Когда всадник натянул поводья и остановил лошадь прямо перед нами, я готов был поклясться, что встречал его раньше. Он со скоростью ветра спрыгнул с коня и встал на ноги с грацией святого воина. И я понял, что знаю его. И знаю давно.

– Это что, багровая луна принесла? – произнес Иосиас. – Или колдовство?

Собранные Иосиасом лорды неподвижно стояли, разинув рты. Седовласый человек прошел мимо них. Он остановился перед Иосиасом, посмотрел на него железным взглядом. Морщины на точеном лице были тверды как сталь. Я видел этого человека, когда он был моложе. Я видел его во главе армий. Я видел его у Растергана, когда нас обстреливали его бомбарды. Я встречал его на полях Юны, почти целую вечность назад.

Ираклиус Ненавистный, покойный император Крестеса. Я не понимал крестеских слов, но он произносил их с такой уверенностью, какой никогда не обладал даже шах Джаляль. Пока я смотрел, с неба спланировал Кинн и захлопал крыльями возле моих ушей.

– Он говорит им, что вернулся из мертвых! – сказал он.

– Ты понимаешь крестеский?

– Ну, конечно. Я много времени проводил в крестеских деревнях. Может, обувь у них и простая, зато кожу они используют самую прочную.

– Что он говорит?

Кинн стал нашептывать мне на ухо то, что говорил этот человек.

– Архангел сделал меня знамением для всех вас, – сказал Ираклиус. – Он вернул меня к жизни под багровой луной, чтобы я сел на святой трон Костани.

– Это колдовство, – ответил Иосиас. – Мертвые не возвращаются.

– Что такое, сын? Говори! – Ираклиус подошел к сыну, держась за рукоять серебряного меча. – Истинно верующий поймет разницу между знамением Архангела и коварством колдовства.

– Я омыл тело моего отца! – вскипел Иосиас. Он скрипнул зубами. – Я сам его хоронил!

– Помнишь, что я тебе сказал, когда мы разговаривали в последний раз? Я говорил, что тебе достанется империя большего размера, чем мне, но, поскольку сам ты ничего не завоевал, своим наследникам ты оставишь одну деревню.

Иосиас задрожал и попятился.

– Роун! – Ираклиус обернулся к Роуну, и тот ответил взглядом потерявшегося ребенка. – Что я говорил на свадьбе твоего внука? Разве я не жаловался на налоги, которые ты собрал в том году? А ты разве не жаловался, что оспа распространилась по твоим землям?

– Так и было, – ответил Роун. – Ты – образ нашего императора. Во имя ангелов, это в самом деле ты, Адроникос?

– Я воистину послан испытать вашу веру. Ну