Теперь я сомневался в нем даже сильнее. Но больше всего вопросов вызывала мысль, хороший ли я человек, как сказал Айкард, или поступил бы так же, как поступили со мной? Я содрогнулся при мысли о том, что придется перерезать горло этой учтивой розовощекой девушке. Война взывает к жестокости, а месть часто требует ее.

Вскоре после этого император отдал приказ выступать, и я возвратился в лагерь. Сади выстроила забадаров и на своей розовобрюхой лошади возглавила отряд. Нам предстояло сделать то, что забадарам удается лучше всего: атаковать и отступить. Если Михей вышлет воинов за стены, вдогонку, мы должны быть готовы их встретить. Я не сомневался, что именно от нас будет зависеть успех осады – с нашей стойкостью, с новыми аркебузами и луками и кашанскими лошадьми.

Сади просто сияла. Она убрала волосы в узел и надела доспехи из закаленной красной кожи, туго зашнурованные на груди. Коричневые перчатки, казавшиеся очень гладкими, помогали ей натягивать сборный лук.

Я пустился рысью с ней рядом, стараясь не улыбаться чересчур широко.

– Знаешь, у меня еще кружится голова.

– Меня трижды вырвало прошлой ночью. – Она потерла живот. – Но оно того стоило.

– А как твоя мать приняла известие о том, что ты выходишь замуж за пятидесятилетнего?

– Ему сорок четыре. Ей это не нравится.

– Надо было предложить себя аланийскому принцу. Армия у него побольше, а кроме того, он молод и красив.

– Жаль, что Эбра вышел за него первым.

Эти слова меня рассмешили.

– Кажется, они подходят друг другу. Пара «откормленных простофиль», как назвал бы их мой отец.

Всадник слева от меня перебросил абрикос над моей головой. Всадник справа поймал его, надкусил, а остальное отдал лошади. Разговаривая с Сади, легко было забыть, что мы находимся в море забадаров.

– Каким он был, твой отец? – спросила она.

– Тенгис – человек с множеством талантов. Твой отец и дед любили выжимать их из него, как сок из апельсина.

– И вообще, почему ты называешь его отцом? Разве он не был твоим учителем?

– Учитель для янычара ближе всего к отцу, особенно когда заботится о тебе как о сыне. Я молюсь, чтобы он выжил – где-нибудь, как-нибудь. Я должен отомстить за Мелоди не только ради себя, но и ради него.

Сади сердито посмотрела на меня.

– Ты все еще не рассказал мне, Кева.

– Что не рассказал?

– Что ты увидел в лодке.

Я остановил лошадь. Сади сделала то же самое. Орда забадаров пронеслась мимо нас. Я закрыл глаза и попытался представить то, что показывал мне глаз гигантской медузы. Но там не было ни красок, ни звуков, ни форм. Только чистый ужас.

– Я видел глаз Ахрийи. Он шептал мне… Нет, я не могу описать, что он мне показал. Могу только чувствовать, что он сделал с моим разумом и душой.

– Я тоже хотела бы это увидеть.

Сади подъехала ближе и положила свою руку поверх моей.

– Я не пожелал бы такого даже Михею Железному.

– Не хочу, чтобы ты страдал в одиночестве.

– Я надел эту маску. У меня нет выбора, кроме как смотреть на то, что она мне открыла. К тому же, полагаю, тебе еще много придется страдать, когда станешь женой регента.

– Значит, нам обоим предстоит страдать в одиночестве. Надо было взять эту лодку и уплыть подальше отсюда.

– Слишком поздно, – ответил я. – Но настанет день, когда ты выглянешь из башни своего замка, а я затеряюсь в пещерах Священной Зелтурии, и тогда мы сможем представить, что сделали это.

Мы двинулись дальше. Мне хотелось посмеяться над нашими жертвами, но они казались слишком серьезными в этот день – день, когда может оборваться так много жизней.

– А куда мы могли бы уплыть? – спросил я.

– Да куда угодно. В любую сторону. – Видеть улыбку Сади было все равно что есть полной ложкой мед. – Лишь бы не в Костани.

Я ухмыльнулся.

– Может быть, однажды я увижусь с тобой, «где-нибудь», в «любой стороне».

– Сперва нам нужно пережить сегодняшний день.

– Ты сегодня не умрешь. Я позволил умереть уже слишком многим из тех, кого люблю.

Голос Сади стал хриплым.

– А как ты меня любишь?

Я перебрал много разных ответов. Может, я любил ее как свою принцессу, или свою хатун, или – так еще лучше – как дорогого друга. Но сердце ответило первым.

– Как не подобает.

Сади смолкла. Но, по крайней мере, она услышала это от меня. Я поехал вперед, к остальным забадарам, и сердце давило тяжелым грузом.

Впереди показалась стена Костани. Она была вдвое выше любой другой на континенте. Это не придавало ей прочности, но удваивало расстояние, на котором нужно держаться, чтобы быть в недосягаемости от пушек и стрел. А Михей, похоже, покрыл железом выходящие на пролив и расположенные вокруг ворот участки. Сами ворота были сделаны из стали толщиной в руку, и пробить их было совершенно невозможно.

Мало кто показывал страх, но боялись все. Даже самые стойкие забадары, самые уверенные в себе экскувиторы или самые бывалые янычары ощущали трепет в сердце, глядя на эту стену. Грозная каменная твердыня способна убить, как ничто другое. Забадары вокруг меня воздевали руки, умоляя своих святых донести их молитвы до Лат. Я предпочитал приберечь молитвы до боя: лишь когда сердце трепещет, они по-настоящему искренни.

Нас палило гнетущее полуденное солнце. Крестесцам, без сомнения больше привычным к климату северо-запада, жара, вероятно, не особенно нравилась. Но я надеялся, что император ясно дал им понять – если нужна тень, они могут найти ее только за стеной, которую нужно сломить.

Император держал свою тяжелую кавалерию слева. Рыцари были вооружены копьями и длинными мечами, даже лошади у них были закованы в латы. Но у него оказалось не так много аркебузиров, как я ожидал. Они выстроились в ряд впереди, их аркебузы ничем не отличались от тех, что использовал император Ираклиус пятнадцать лет назад. Им не справиться со скорострельными аркебузами Михея.

Рабочие уже начали возводить на берегу каменные стены. Если пойдет дождь, эти низменности зальет грязной водой, что было бы катастрофой, которую мы не могли допустить. Стены, как мы надеялись, защитят эту местность от затопления.

Сади выстроила забадаров на холме с юго-востока. Если Михей выпустит кавалерию из южных ворот, задача забадаров – вступить в бой, чтобы не позволить им ударить в уязвимый правый фланг императора.

Пришла