а вы, мои верные экскувиторы? – продолжал Ираклиус. – Вы, кто должен пробовать каждый кусочек, прежде чем он попадет ко мне в рот. Кто из вас скончался от убившего меня яда? Или это один из вас добавил в еду тот яд?

Экскувиторы рухнули на колени. Может, этим наивным чужеземцам достаточно было одного взгляда на Ираклиуса, меньше чем через день после затмения, чтобы поверить. Однако я заподозрил нечто иное.

Я спросил у Кинна:

– Он джинн?

Кинн захлопал крыльями, подлетел к Ираклиусу, покружил над его головой, обнюхал его и возвратился.

– Это человек, – сказал Кинн. – Глаза у него человеческие. И пахнет он как человек. Оборотень такого не может.

Все это не имело смысла. Нужно было рассказать Сади. Я вскочил на лошадь.

– Куда собрался? – Ираклиус указал на меня. Он говорил по-сирмянски без тени акцента. – Маскируешься под степняка, но я с первого взгляда узнаю янычара.

Экскувиторы окружили меня, потрясая алебардами и булавами.

– Я здесь, чтобы помочь отвоевать Костани, – объяснил я. – Позвольте мне вернуться к своим.

Все лучники и аркебузиры нацелили оружие на меня.

– Отвоевать Костани? – усмехнулся Ираклиус. – Город открыт! Добро пожаловать – при условии, что вы подчинитесь мне. Ты это собирался сказать своим забадарам на холме?

– А как же Михей Железный? – спросил я.

Смех Ираклиуса был подобен перебору железных струн.

– Я отправил Михея в подземелье поразмыслить над своими грехами. Безнаказанными не останутся ни сожжение и заключение в тюрьму святых людей, ни похищение моей внучки, ни война против моего сына.

Кинн порхал у моих ушей, продолжая переводить. Иосиас глубоко вздохнул, а потом произнес:

– Но ведь это все случилось, потому что ты умер…

– Да, я был какое-то время мертв. Но ангелы рассказали мне все. – Ираклиус обнажил серебряный меч и направил его на меня. – Вам не взять Костани, пока я жив, а это может быть очень долго, учитывая, что я только что возродился. Ступай, скажи об этом Рыжебородому.

Я уже собрался пришпорить коня, когда Иосиас закричал:

– Его нельзя отпускать. Он убьет Селену!

– Она уже мертва, – ответил Ираклиус. – А вернее, будет. За всю мою жизнь сирмяне ни разу не оставили предательство безнаказанным.

– Шах Мурад находится на моем флагманском корабле, – сказал Иосиас. – Я хотел обменять его на Селену, но ждал подходящего момента, когда мы возьмем верх.

Ираклиус поднял брови и кивнул – он явно был впечатлен.

– Хм… Ход разумный. Но, если он на твоем флагмане, Рыжебородый может попытаться его спасти. Лучше, чтобы он не узнал.

Роун подошел близко к Ираклиусу, как будто пытаясь вдохнуть его сущность.

– Нет, это не просто образ. Я знаю его с тех пор, как мы были юношами, пили и вели беседы о философии в виноградниках Лемноса. У тебя его ум. Ты либо призрак… либо Адроникос Ираклиус Сатурнус, император Священного Крестеса во плоти. – И он, дрожа, упал на колени. – Багровая луна принесла нам чудо! Хвала Архангелу!

– Хвала Архангелу! – прогремело по всему войску.

Все поднимали к небу глаза и восхваляли ангелов, которые якобы вернули к жизни мертвеца. Потом, когда их мысли вернулись к земным делам, все взоры обратились на меня, неверующего в море правоверных. Меня окружали аркебузы и острая сталь. Сквозь них было не пройти, поэтому я слез с лошади.

Кинн перестал переводить и сказал:

– Слишком много стрел и оружия. Если я попробую тебя унести, ты умрешь.

Сосредоточившись, я сказал единственное, что имело значение:

– Постарайся сообщить Рыжебородому, что шах Мурад на флагмане императора. Пусть он не даст этому кораблю уйти через пролив, за морские стены. И… Кинн, береги Сади…

– Доверься мне.

Кинн взмыл в воздух и полетел к побережью.

– Болтаешь с ветром, янычар?

Ираклиус приблизился, направив на меня меч.

– Ветер на нашей стороне, мертвец.

Я посмотрел на дальний холм, где ждали Сади и забадары.

– Волнуешься за друзей? Не стоит: мы отправим им сообщение.

Ираклиус что-то выкрикнул на крестеском. Загудел рог. Земля содрогнулась от топота тяжелой кавалерии. Она скакала к позициям Сади.

Один экскувитор набросил мешок мне на голову. Я попытался высвободиться, но меня схватили другие экскувиторы и связали веревкой руки. А потом всего обмотали веревками. Изворачиваясь, я упал наземь.

– Есть камера в подземелье как раз для тебя, янычар, – сказал Ираклиус. – Там вы с Михеем можете гнить вместе.

26. Михей

В камеру напротив моей бросили какого-то забадара с мешком на голове. В чем смысл брать пленных? Забадары знали, что я сделал с пленниками, после того как пала Костани, включая то, как я вырезал семью шаха, и потому убили всех захваченных паладинов. Они даже расправились с жителями этосианских деревень, которых не взяли в рабство. Сдаваться больше ни для кого не выход, я позаботился об этом. Так оно чище. Схватка до смерти – такой и должна быть война.

Интересно, что Ираклиус сделает с Беррином, Айкардом и Джаузом? Он никогда не любил Беррина, считая того хитрым сирмянином, принявшим нашу веру из злобы. Айкард достаточно ловкий, чтобы выжить. Станет ли Джауз служить человеку, настолько погрязшему в тщеславии? Ираклиус столь же спесив, сколь успешен. Не знаю, наслаждается ли он демонстрацией превосходства или просто считает, что так и должно быть.

Так что я сидел возле кучи сена. В ней копошились личинки, словно вши в волосах. Я здесь, потому что отказался преклонить колени перед человеком на моем троне. Человеком, который должен быть мертв. Который был мертв, когда я завоевал этот город. И все же Ираклиус знал о том, что произошло, когда он был мертв, будто кто-то шептал его душе, пока она ждала в Баладикте. Он даже знал, что это патриарх его отравил. И, несмотря на это, он освободил патриарха и швырнул в эту камеру меня. Будто он воскрес, чтобы унизить меня и разрушить все, ради чего я трудился.

Ашера сказала, что по моей душе проведут черту. На самом деле ее провели по душам моих паладинов. Теперь Ираклиус мог заявить об апостольском чуде и владеть одновременно земной и божественной властью, как ни один император прежде. Это заставило верных мне людей выбирать между верой и страной с одной стороны и своим Великим магистром с другой. Очевидный выбор даже для дурака. Им никогда уже не стать свободными на собственной земле. Я оплакивал свое нарушенное обещание.

Так закончилась история Михея Железного. Я хотел закрыть глаза и отключиться, но забадар что-то кричал на сирмянском. Он умудрился стащить мешок с головы и теперь гневно взирал на меня.

– Михей! – среди