Но тот все мрачнел только и говорил что-то типа «мы связались с опасными людьми». Так понятно – эти богатеи люди опасные, если им поперек дороги встать. А тут-то чего? Дамочка разбилась сама, я движок потом перебирал от ее пташки. Да, у БК-17 отличный движок МР-9. Он заглохнуть может, только если его обслуживать коряво. Но эту «бэкашку» обслуживал-то я лично. Там все смазано, пролито и подтянуто было. Единственное что – свечи обгорели сильно. Моторного масла в цилиндрах не было, и клапана с кольцами в полном порядке – менял недавно, это же особый клиент!

Со свечами я что думаю – они-то качества хорошего, одноэлектродные, и дроссель вроде не сбоил. А дамочка эта, скорее всего, любила высоко забираться. Я часто ей свечи менял. Двигатель сильно остывал, и воздуха на высоте мало. В результате смесь топлива становится густая, выгорает не вся. Часть остается на электроде свечи. Несколько таких циклов, вот движок и заглох, она зажигание дергала, нервничала, потом умудрилась планировать долго, а дальше, скорее всего, ветром ее на скалу и снесло. Тут никто не виноват, можете так своим страховщикам и передать. Да и бумагу мы подписывали, экспертное заключение об ошибке пилота. Все знают, что я бы с движком не накосячил!

– А чего же вы с аэродрома уволились, Лейк? – спросил я, запивая картошку холодным терпким лимонадом.

– Да вы не представляете, – он тяжело вздохнул, – загоняли меня полицейские на допросы, даже жандармы приезжали, всякие сиблинги-эксперты, работать не давали вообще…

– Ну, вы сами говорили, в горах часто случается всякое, – возразил я с простодушным лицом, – а работа на таком аэродроме оплачивается-то недурно.

– Ну, на первое отвечу вам, что хорошие механики везде нужны, – Лейк тоже приложился к бутылке местного лимонада, – а на второе… (он мрачно задумался), был у меня братишка, сэр, сейчас ему было бы тридцать… тоже летать любил…

– Погиб? – спросил я.

Тот молча кивнул.

– Любил летать, – грустно повторил мой белобрысый собеседник, – и это, как говорят, последняя капля, что ли?

– Извините, сочувствую вам, – искренне сказал я. – Скажите лучше тогда другое: кто первый приехал на место аварии?

– Как кто, известно кто, – он словно пробудился от секундного сна, – копы приехали вместе с доком Ларе, он живет там недалеко, в Пайн-Гарден… точнее, жил…

– А когда вы виделись с Ларе последний раз? – спросил я.

– Ой, – он закатил глаза к потолку, – ну, больше недели назад. Сейчас так точно не вспомню. Виделись, собственно, в Скарлет-тауне на ярмарке.

– Дядя Озерный! Дядя Озерный! – раздался многоголосый детский крик.

Я увидел, как в кафе вошли два мальчика в матросках и девочка в клетчатом платьице, на вид им было лет по семь-восемь. Рядом стояла симпатичная женщина лет тридцати и улыбалась.

– Ну-ка, – попыталась одернуть она ребятишек, – не приставайте к мистеру Палмеру!

Но дети подбежали к нам, точнее, к Лейку.

– Сделай нам шарики! Ну сделай, дядя Озерный! – наперебой просили они.

– Так, я все вам сделаю, если вы не будете шуметь! – с напускной строгостью ответил им Палмер Озерный.

Дети как по команде замолчали.

– Привет, Мэгги! – Лейк помахал женщине, и она кивнула ему.

Меж тем Палмер достал из кармана обычный детский резиновый шарик красного цвета и, быстро порвав его на лоскуты, ловко удерживая их пальцами и губами, поочередно надул несколько маленьких круглых шариков, зафиксировав каждый из них с одной стороны маленькими узелками.

– Держите, сорванцы, – улыбнулся он, – только, чур, не щелкать ими, иначе испугаете лошадь или миссис Джарвис! Лошадь перевернет телегу, а миссис Джарвис даст затрещину!

Попрощавшись с Палмером, я вышел из кафе и сел в машину. Мой рабочий зуд никак не заканчивался, и стоило этим воспользоваться. Я погнал обратно к месту аварии машины Армана Ларе.

Мимо меня в какой-то момент протарахтел, выплевывая черные клочья дыма, давешний трактор семейства Перкенсонов.

Подъехав к развилке, я заметил, что почти никого не осталось: гидроплана и фургона уже не было, ограждение с лентой стояло на месте, а вот зеваки разбежались, и машины разъехались, дабы обсудить меж собой «жуткий случай на курорте». Только патрульный джип еще стоял, и полицейские продолжали беседовать с оставшимися гражданскими.

Но не это меня интересовало: если машина ехала с горы по такой узкой дороге, наверняка эта дорога небольшая и ведет в некое место, откуда эта машина пропащего доктора выехала. А там стоит и расспросить про Ларе. По меньшей мере, где он останавливался, с кем общался. Все эти совпадения не случайны, это было явно. Но вот как это все связано меж собой, нужно выяснить.

На самой развилке я уверенно свернул вправо и поехал по опасной, узкой, извилистой дороге.

Дорога была потрескавшаяся, без разметки, и буквально через метров семьсот я увидел сбитый дорожный столбик и черные следы протектора колес прямо на крутом повороте.

Вообще, несмотря на мою бесшабашную отвагу, которая так забавляет мисс Линсдэйл, ехать по узкой ленте дороги, прикрытой со стороны обрыва какими-то невнятными, пусть и бетонными столбиками, было как-то не по себе, это слишком сильно отличалось от широких и продуманных улиц Нью-Фауда. Каждый раз я слегка сжимался, ожидая, что из-за поворота покажется огромный грузовик и притрет меня к камням. Или случится осыпь прямо на дорогу.

Правда, при взгляде на асфальт можно было понять, что по этому пути ездят крайне редко.

Один раз я увидел на каменной скальной площадке деревянный сарай с заколоченными окнами и полустершейся вывеской: «Харчевня Кайло Берты».

Проехав километров около пяти, я уже начал сомневаться в том, что эта дорога куда-то ведет. Наконец я заметил, что это так называемое шоссе уходит в черный, узкий и неосвещенный тоннель.

Я немного притормозил, хотя и так ехал не быстро, и включил фары. Из тоннеля выпорхнуло несколько летучих мышей, черными тряпками разлетевшись по щелям и уступам скалы.

Как-то все это начинало меня нервировать, но я отважно надавил на акселератор и медленно въехал в темноту.

Сердце гулко колотилось, а негромкий звук мотора отдавался гулким эхом, как в колодце. Я решил закрыть окна и поехал дальше. Тоннель казался бесконечно длинным.

Неожиданно за очередным поворотом показался яркий свет. Наконец-то! После этой темноты даже вечерний свет виделся ярчайшим.

Выехал я на большую каменную площадку, наверняка имеющую рукотворное происхождение.

Первое, что я увидел, покосившийся указатель с ветхой табличкой: «Шахта «Берта», третий скреперный[35] горизонт».