Шрифт:
Закладка:
В качестве дополнительной вставки в оба древа добавлены «Положение о кровном родстве: по этим нормам канонического и цивильного права» и «Положение о брачном родстве: по каноническому и цивильному праву» (Declaraçion ssobre la consanguinidad: ssegund | derecho canonico & çeuil: por estas reglas; Declaraçion de la Affinidad: Segund | derecho canonico & ceuil.), не встречающиеся ни в одном из известных рукописных списков «Семи Партид», и закрепившиеся в печатной традиции. Мы обнаруживаем эти дополнения в изданиях 1542, 1550 и 1555 гг., а также во всех остальных изданиях, основавшихся на версии Грегорио Лопеса.
Такое исполнение иллюстрации встречается в издании 1542 г., но в 1550 г. они меняются. Оба древа представлены в архитектурной форме, характерной для эпохи Возрождения. Древо кровного родства (ил. 12 во вклейке) сохраняет базовую структуру наконечника стрелы, к которой добавляется декор по краям каждой строки. Вся структура древа заключена в форму изогнутого фронтона. Основание древа и кончики лепестков стрелы покоятся на соответствующих пьедесталах. Пояснения помещены на лицевую сторону листа 12.
Древо брачного родства (ил. 13 во вклейке) увенчано треугольным фронтоном, покоящимся на двух колоннах, опирающихся на пьедестал с надписью «Declaracion de la affinidad». На внутренней части внешних колонн расположены еще две квадратные колонны, чьи капители несут элементы брачного родства, освобожденные от брачных ограничений, и которые соединяются полукруглой аркой с пояснительной фразой. Внутри композиции располагаются пять колонок с разными степенями брачного родства. Центральная колонка указывает степени и увенчана статуей Атланта, остальные четыре соединены арками, пересекающимися над центральной статуей и обозначающими степени брачного родства или свойства, которые подразумевают запрет на вступление в брак. По сторонам лицевой стороны пьедестала древа брачного родства, прямо над цоколем, помещены два инициала: «H» слева и «T» справа.
Эти два древа, имеющие идентичную композицию и структуру, перейдут без изменений, за исключением незначительных вариаций, привнесенных гравировщиками, в издание Грегорио Лопеса (LOP) (илл. 14 и 15 во вклейке), причем иллюстрации сохраняют инициалы «H» и «T», которые, возможно, обозначали создателя оригинальной гравюры и перешли без изменений в издание Грегорио Лопеса. В свою очередь, пояснительная надпись к древу кровного родства была напечатана на листе 17r, в то время как древо располагается на листе 17v.
Исполнение этих двух древ останется неизменным до конца XVIII в., когда в издании Бенито Кано 1789 г. оно приобретет «облик древесный, растительный и более натуралистичный»[933].
Заключение
Из приведенных фактов и данных можно сделать два основных вывода. Первый: в издании 1528 г., вышедшем в венецианской мастерской Грегорио Грегорииса, под редакцией Франсиско де Веласко, за счет Луки Антонио де Хунта, ответственного за издание 1501 г., была проделана большая редакторская работа, которая изменила структуру текста «Семи Партид» в издании Диаса Монтальво, поскольку были изменены лексические детали Первой Партиды и восполнен ряд текстовых пробелов, как минимум, в Первой, Второй, Третьей и Четвертой Партидах. Эти вставки, впоследствии, некоторые исследователи приписывали Грегорио Лопесу и его изданию 1555 г.
Второй вывод: Грегорио Лопес основывал свой текст на образце Алонсо Диаса де Монтальво, но опосредованно, через одно из изданий, вышедших после ревизии и редактуры, сделанных Франсиско де Веласко в 1528 г. С другой стороны, пересмотренным изданием, на который опирался Грегорио Лопес, было лионское издание 1550 г., выполненное Матиасом Бономе. Основанием для этого утверждения служит тот факт, что древа кровного и брачного родства, включенные в издание 1528 г. и перешедшие в издание, 1542 г. были существенно переработаны с использованием архитектурных образов, в точности воспроизведенных в издании Грегорио Лопеса, вплоть до сохранения инициалов «H» и «T», появившихся в лионском издании.
Эпоха Мудрого короля: историописание
Наталия Кирилловна Киселева
Реконструкция сюжета о последнем вестготском короле Родриго: от Альфонсо X Мудрого к «старому» романсу
Древнее предание о последнем вестготском короле Родриго начинает складываться в письменных хроникальных источниках в IX в. и продолжает свое оформление и развитие вплоть до «Сарацинской хроники» (Crónica Sarracina) Педро дель Корраля 1430 г. Общий сюжет предания хорошо известен в испанской традиции: дон Родриго (последний король готов) занимает престол после смерти короля Витицы, который славился вероломством и порочностью. Согласно легенде, Родриго – сильный и храбрый воин, однако нравами ничем не отличался от предшественника. Правил король три года и погиб в битве с маврами за Испанию в 711 г. Однако в процессе долгой семивековой истории существования легенды в разных источниках, как в письменной традиции (историографии), так и в устной (народных легендах и романсах), сюжет постоянно трансформировался и в конечном счете претерпел значительные изменения.
Древнейшим пластом предания, согласно исследованию Х. Менендеса Пидаля, оказывается рассказ в арабских хрониках IX в., где впервые упоминается роковое для судьбы испанских королей и Испании вторжение короля Родриго в запертый «королевский мавзолей» (Casa de los Reyes) в Толедо[934]. В некоторых версиях «мавзолей» меняется на пещеру (la cueva), при этом развитие основного сюжета и трагическая развязка остаются неизменными.
Вот как описывается этот эпизод в одной из самых ранних хроник Абена Хабиба (IX в.): «…Муса, завоевав Аль-Андалус, стал продвигаться дальше пока не дошел до Толедо, где находился Двор. Увидел он там дом, называемый Домом Королей, открыл его и нашел там двадцать пять корон. Было там столько же корон, сколько королей в Андалусе – каждый раз, когда умирал король, устанавливали его корону в этом доме… За несколько дней до завоевания Родриго сказал: “Господи! Не погибну я из-за этого дома, должен я непременно открыть, чтобы узнать что хранится внутри”… Родриго, толкаемый злою судьбой, не хотел ничего другого, кроме как открыть дом… И нашли в том доме письмо, в котором говорилось: “Когда откроют эту дверь и войдут сюда люди, чьи фигуры здесь изображены, вторгнуться в
