Я вспомнила, что Илрит сказал мне вчера вечером, что будут некоторые метки, которые он не сможет сделать. Я скрываю свое затаенное разочарование тем, что не он будет наносить эти метки на мои самые чувствительные места. Еще одна фантазия пытается закрасться в голову, но я отказываюсь от нее здесь и сейчас. Такие фантазии лучше переживать наедине. И если кто-то, кроме Илрит, будет делать эти метки, я предпочту Лючию, а не незнакомца или, что еще хуже, Вентриса.

— Спасибо, что помнишь о моей скромности, — говорю я, как будто скромность вообще имеет для меня какое-то значение.

— Может быть, тебе нужно что-то еще? — спрашивает Вентрис у Лючии.

Она качает головой.

— Нет, Ваша Светлость, у меня есть все необходимое.

— Тогда я оставлю вас. — Вентрис выводит четверых стражников из комнаты.

Лючия складывает руки перед собой, ожидая, пока они уйдут. Ее пальцы сцепляются и расцепляются, выдавая дискомфорт.

— Прошу простить меня, Ваше Святейшество, но я, наконец, вынуждена попросить тебя снять все.

— Просто Виктория, — напоминаю я ей. — Мы не чужие люди.

— Будет правильно, если я проявлю к тебе максимальное уважение как к пастырю. Меньшее было бы оскорблением для Лорда Вентриса, который хорошо обучал всех послушников Лорда Крокана.

Она боится, что он слушает.

— Я не думаю, что он может услышать здесь. Илрит сказал, что эта комната защищена.

Глаза Лючии слегка расширяются. Она оглядывается через плечо в том направлении, куда ушел Вентрис.

— Если ты нервничаешь, мы можем поговорить и так. — Я закрываю расстояние между нами и кладу руку ей на плечо.

Она кивает.

— Приятно слышать, Виктория. — Я улыбаюсь, когда она произносит мое имя. — Но тебе следует воздержаться от прикосновений ко мне. Мы приближаемся к твоему подношению, поэтому сейчас это еще важнее.

— Верно. — Моя улыбка спадает, и я отпускаю ее. — Мне раздеться?

— Если ты не возражаешь. — Лючия отводит глаза, несмотря на то, что собирается увидеть меня именно в том состоянии, в котором она предлагает мне скромность.

Я тянусь к задней части корсета, зацепляю узел и развязываю его. Потянув за «иксы» на спине, я получаю достаточную слабину, чтобы высунуть маленькие ручки из крючков спереди. Я стягиваю его с себя и задерживаюсь на нем еще на секунду. Последняя одежда, тщательно подогнанная под мои нужды. Качество превыше количества.

И последняя связь с миром, из которого я пришла.

Разжимая пальцы, я отпускаю одежду, наблюдая, как она начинает распутываться, словно волшебные нити в воде. В мгновение ока она исчезает, как будто ее и не было. Шорты отпустить легче. Хотя, когда их нет, я стою такой же голый, как в день своего рождения.

— Ладно, я готова.

Лючия подплывает ко мне. Она все еще выглядит немного неловко, но не слишком смущается наготы. Что меня радует. Надо отдать ей должное, что большинство ее любопытных взглядов скрыты. Могу только представить, что для нее я выгляжу так же странно, как сирена для большинства людей.

— В моем экипаже были в основном женщины. Не все, но большинство, — говорю я, пытаясь немного успокоить ее по поводу сложившихся обстоятельств. — Одна из них с трудом держалась на ногах. Каждый раз, когда я оборачивалась, казалось, что она раздевается по той или иной причине. — Я тихонько смеюсь, думая о Гениеве. — Время от времени, когда мы заплывали далеко на юг, где воды такие же голубые, как в вашем Вечном Море, я бросала якорь, и мы все шли купаться. На Гениеве никогда не было больше маленькой одежды, если она вообще была.

— Похоже, что вы все были достаточно открыты друг с другом, — замечает Лючия, напевая вихревые знаки между моими лопатками.

— Ты должен быть открытым, когда отдаете свою жизнь в чужие руки.

— Возможно, именно поэтому я всегда чувствовала себя с тобой так комфортно — все Вечное Море полагается на тебя, чтобы унять ярость Лорда Крокана.

— Тебе комфортно со мной? — спрашиваю я. Лючия не была недоброй, но между нами всегда существовал барьер этикета и приличий.

— Ты ранила меня своим удивлением. — Ее губы слегка подрагивают, как будто она борется с ухмылкой.

— Я всегда рассматривала это как профессиональные отношения. — Хотя, конечно, не очень-то профессионально парить перед ней обнаженным.

— Так и есть… так и должно быть. — Лючия тихонько вздыхает, плывя за мной, чтобы начать помазание. Ее палец опускается на мое бедро, рядом с моей задней частью. — Я знаю, для чего ты предназначена. Я видела в своем отце, как тяжело дается жертва тому, кто слишком близок к ней. Поэтому я не хотела искушать ситуацию.

— Я понимаю. — Она защищает свое сердце, даже от дружеского сострадания — то, что должен делать Илрит.

Ее палец проводит по моему боку и останавливается на плече, задерживаясь там, где, как я помню, Илрит кусал и сосал меня прошлой ночью. По коже пробегает мурашка. Ее молчание говорит об этом. Каким-то образом она знает. Она чувствует его на мне.

— Ты поранилась?

— О, я не уверена, — пробормотала я. — Наверное, я на что-то наткнулась. Я все еще привыкаю к постоянному плаванию.

— Верно. — Лючия оставляет все как есть. Но в моем сознании зазвенели тревожные колокольчики.

Она знает.

Глава 32

Увидев Илрита позже, я сразу же подавила неумолимое бурчание в животе после отъезда Лючии. Я была на волоске от гибели, думая о том, что она могла рассказать Вентрису о своем открытии — или просто о своих подозрениях — относительно меня и Илрит. Логика подсказывала, что она никак не могла знать наверняка, что синяк — от Илрита. Но магия не поддается никакой логике, которую я когда-либо знала.

Если бы она знала и могла доказать это, сдала бы она своего брата? Хотелось бы думать, что нет… но я не могу быть уверена. Лючия верна старым традициям, и, если бы она была умна, она бы увидела в рассказе Вентриса способ защитить своего брата. Чтобы разлучить нас, пока мы не подошли слишком близко.

Илрит выходит из тени туннеля в сопровождении двух воинов. Но они его не трогают. Кажется, все в порядке.

Но стоит мне только взглянуть на него, как в моей душе все расплавляется. Один только вид его рук заставляет меня думать о том, как он проводит пальцами по всем контурам моего тела, сглаживая многолетние боли. Яркие фантазии возвращаются в полном объеме, но они испорчены общением