— Тогда давай вместе будем ужасно ошибаться. — Его рука скользит по моей шее и забирается в волосы. Мои ноги обхватывают его середину, наши тела сливаются, и я тону в новых, разных и невообразимых ощущениях.

Его крепкие мышцы служат надежной опорой под теплой плотью и чешуей. Крошечные токи дразнят мое тело, словно тысячи крошечных пальчиков ласкают меня. Я невесома. Нет ни давления, ни напряжения, ни неловкой расстановки конечностей. Все течет и течет, как будто мы само море. Без усилий. Как он сказал… сила природы.

Я держусь, чтобы не упасть, когда моя голова кружится, и прижимаюсь к его губам. Илрит двигается медленно, как будто давая мне достаточно времени, чтобы отстраниться. Как будто я когда-нибудь захочу этого. Я хватаюсь за его плечо левой рукой, правая по-прежнему лежит на его груди.

Его губы касаются моих, и он замирает. Они слегка вздрагивают, едва касаясь друг друга. Все мое тело вздрагивает от этого ощущения. Илрит прижимает меня к себе еще крепче. Его рука скользит с моего бедра на заднюю часть тела, разминая мышцы, а его губы снова прижимаются к моим.

Мы беззвучно плывем под волнами. Нет шума тел, ртов и дыхания, когда мы прижимаемся друг к другу. Есть только блаженная тишина и зарождение новой мелодии, которая складывается с каждым нашим движением. С каждым нажатием на слова, впечатанные в нашу плоть, ноты заполняют задворки моего сознания. Они трепещут и переливаются, когда он проводит по мне рукой.

Образуются новые чернила. По рукам, по шее, по спине и бедрам. Где бы ни находились его руки, музыка следует за ними.

Его прикосновения одновременно нежны и желанны. Его руки такие же властные, как и его рот, и оба требуют того, что могу дать только я — все, что я могу дать. У меня перехватывает дыхание от его голода, от ощущения, что насытить его будет непосильной задачей, но от перспективы мне хочется еще больше стараться.

А что касается поцелуев Илрита… Его рот стоит того, чтобы ради него жить и умереть. Я отдаюсь его силе. Мой живот переворачивается, как будто я качусь на гребне высокой волны, когда мы поворачиваемся, меняя углы, но при этом парим в невесомости, в подвешенном состоянии. Его язык проникает в мой рот, и я теряю сознание.

Прошли годы с тех пор, как меня в последний раз касались подобным образом. Годы медленного отвоевывания своего тела и души. Годы принятия себя такой, какая я есть, и такой, какой я становлюсь.

Действия, связанные с поцелуями и прикосновениями, для меня не новы, но ощущения — да. Я думала, что знаю все о потакании плоти. Но я ошибалась. Ужасно ошибалась.

Его рука перемещается на мою шею, захватывая большими пальцами мою челюсть. Илрит отрывается от меня и наклоняет мое лицо к себе, целуя меня в горло. Его язык проводит по линиям, которые теперь являются частью меня. Я вздрагиваю, и мои губы расходятся в беззвучном вздохе, который каким-то образом проявляется в виде единственной мысли, Еще.

Илрит готов исполнить приказ. Он поворачивает меня спиной к кровати, и вода смягчает наше падение на губку. Его руки ласкают мои бедра, вдавливая волны в тонкую ткань, облегающую мои нижние части тела. Его зубы впиваются в плоть моего плеча. Я обхватываю его бедра ногами, прижимая к себе. Илрит исследует каждую часть моего обнаженного тела, начиная с бюста и заканчивая поцелуями, возвращаясь к моему рту. Я намечаю линии мышц его спины, прослеживаю каждую грань его собственных отметин и закрепляю все это в своей памяти.

Если мне суждено умереть, я хочу унести с собой именно эти ощущения от мужчины. Страсть и наслаждение. Любовь, которая так же глупа, как и освобождающа. Когда поцелуи Илрита замедляются до простого чмоканья, мои колени расцепляются с его, оседая по обе стороны, а на губах появляется улыбка.

— Ты выглядишь довольной, Виктория, — пробормотал он.

— Ты дал мне сегодня больше, чем думаешь.

— Я хочу дать тебе еще больше, чем сейчас. — От интенсивности чувств я смотрю на него, смущенная, но жаждущая.

— Илрит…

— Не здесь, по… причинам. — Его хвост слегка ударяется о кровать.

Я не могу удержаться от смеха.

— Стыдно признаться, что мне было интересно?

Он задумчиво хмыкает, отстраняясь от меня, ложится на спину и смотрит в потолок.

— Только если стыдно признать, что меня еще больше возбуждает твое любопытство.

Хотеть и быть желанным… это хорошее чувство. Даже если это может быть не более чем плотское влечение. Даже если упрямо растущая под ним любовь не имеет будущего.

Не успев опомниться, я переворачиваюсь на бок, прижимаясь к нему. Илрит смещается, и я ожидаю, что он оттолкнет меня, но вместо этого его рука обхватывает мои плечи и притягивает меня к себе. Я инстинктивно кладу голову ему на грудь, наши тела прилегают друг к другу, словно созданы друг для друга. Звук его сердца — это симфония.

— Мне придется уйти, — говорит он несколько извиняющимся тоном.

— Я знаю. — Я закрываю глаза. — Я знаю, что ты должен уйти, чтобы сохранить это в тайне — по их правилам, касающимся подношений… но мне нужно, чтобы ты знал кое-что еще.

— Да?

— Я знаю, что делать это с тобой — эгоистично с моей стороны.

— Как и для меня, — быстро добавил он. — Я тот, кто требует от тебя всего. У тебя нет места для извинений или эгоизма.

Я качаю головой, прижимаясь к его шее.

— Ты неисправим, Илрит.

— Как и ты, Виктория. — Он целует меня в лоб.

Я продолжаю свою мысль:

— Но я хочу, чтобы ты знал, что мне не нужно, чтобы это была любовь. Пусть все будет просто для нас обоих. Только физические желания.

Даже произнося эти слова, я уже знаю, что беспомощна перед силой, которая пытается увлечь меня, несмотря на меня саму.

Однако это не то, что ему нужно знать. Я не могу лгать себе, но я могу лгать ему. Я могу притвориться, что все это не имеет никакого значения, кроме того, что я ползу в его объятия. Кроме чисто физического желания. Я видела достаточно женщин и мужчин, которые могут относиться к этому как к случайной интрижке, и могу взять с них пример.

Если я влюблюсь, это будет моим бременем, моей тайной, которую я унесу с собой в могилу. Я не могу причинить