могут быть такие мини-приступы, что-то вроде кратковременного выпадения из реальности. Никакой опасности они не представляют. Простите, что испугала вас. – Сафи, несомненно, хотелось спросить, что я видела, когда отключилась, но она сдержалась. – Поговорим лучше о другом, – продолжала я. – Фильм все еще в полиции, так ведь? Думаю, теперь, когда все обвинения с нас сняты, мы имеем право его получить. В конце концов, пленка – это наша собственность. Точнее, ваша.

– Да, конечно. Мы можем поехать в участок прямо сейчас.

– Заберем пленку и сразу же уничтожим, – кивнула я. – Не будем смотреть, что там получилось, не будем записывать на другой носитель. Просто сожжем эту мерзость дотла и пепел развеем по ветру.

– Полностью согласна, – не моргнув глазом, заявила Сафи. Мы обменялись кривыми ухмылками, сознавая, что жизнь наша превращается в чудовищный жанровый микс. То ли Квентин Тарантино снимает дикий фильм ужасов, то ли Гильермо дель Торо снимает ситком, причем и то и другое – с канадским акцентом.

Из такси я послала Саймону голосовое сообщение, в котором рассказала, куда мы поехали. Ответ пришел почти сразу: «Жаль, что ты не сказала мне заранее, но ладно. Люблю». Мы вышли из машины у подъезда 54-го отделения, Сафи вела меня за рукав, как самого крупного в мире пятилетнего ребенка. Потом нам пришлось объясняться с констеблем у стойки регистрации, и вот, в конце концов, появилась детектив Кореа.

– Мисс Хьюсен, мисс Кернс, – приветствовала она нас со своей неизменной вежливостью. – Сегодня вы выглядите намного лучше. Чем могу помочь?

– Мы бы хотели получить свои вещи, – сказала Сафи. Несколько минут назад мы уже изложили свою просьбу полисмену с приятным голосом, который теперь с озабоченным видом разговаривал по телефону. – Не знали, к кому обратиться. И решились побеспокоить вас.

– Хмм, – буркнула Кореа, которая ни в коей степени не выглядела обеспокоенной. – Хорошо, как раз сейчас я относительно свободна. Подождите.

Сафи усадила меня на стул, а сама пошла к автомату, принести нам обеим еще кофе, хотя в этом не было никакой необходимости. Сидеть пришлось довольно долго, и я прислушивалась к доносившемуся до меня шуму полицейского участка, словно это был один из бесконечных треков Джона Кейджа. Кофе, принесенный Сафи, оказался таким жидким, что скорее напоминал горячую воду со слабым привкусом арабики. Наконец я услышала, как по коридору цокают каблучки Кореа, и выпрямилась.

– У меня не слишком хорошая новость, – произнесла она.

19

Господи боже, я устала, я так устала. Уже давно, как минимум два года, я постоянно думаю об этом, вспоминая все детали и подробности. Можно сказать, я заставляю себя делать это. Разумеется, это служит мне одним из средств самозащиты. Представьте себе, я практически не умею лгать, что довольно странно для дочери двух актеров. Рассказывая какую-то историю, я прежде всего должна убедить себя, что она правдива, иначе у меня не получится убедить кого-то еще.

Да, но кто он, мой неведомый читатель, и когда он прочтет мои записки? Возможно, это произойдет после моей смерти. Но какова вероятность того, что они правдивы – за исключением череды галлюцинаций и экзистенциальных кризов, – свидетельства женщины, потерявшей зрение и рассудок, хотя и временно, женщины, находящейся во власти сил, далеко выходящих за пределы ее контроля? Если выбрать верный угол зрения, выяснится, что в этой истории нет ничего сверхъестественного: будучи человеком, психика которого находится под воздействием хронического стресса, я пережила несколько печальных, но вполне объяснимых травматических событий. Именно в это время я занималась изучением биографии весьма эксцентричной и неуравновешенной женщины, которая придерживалась странных, жутких убеждений, заставлявших ее приписывать все свои жизненные катастрофы проискам некоего давно забытого языческого божества. Произошло то, что психологи называют проекцией, и в результате я присвоила эти странные жуткие убеждения. Что и требовалось доказать. И это даже не упоминая о кознях Вроба Барни, который…

Ах да, верно. Пожалуй, об этом стоит рассказать прямо сейчас.

Кореа пришлось признать, что произошло нечто из ряда вон выходящее: вещи Сафи, включая катушку с пленкой, непостижимым образом исчезли из отведенной для них ячейки в отделе обработки и хранения улик, который известен своей безупречной работой. Поначалу они подумали, что произошла путаница и кто-то из сотрудников неправильно заполнил документы: конечно, Хьюсен – вполне обычная фамилия, но об имени Сафи этого никак не скажешь. Меня саму достаточно часто называли по громкой связи «мисс Корнс», так что я могу допустить – иногда, встречая редкое имя, человек не верит своим глазам, особенно если боится попасть в неловкое положение, неправильно произнося его вслух.

– И что теперь? – спросила я у Кореа, которая в ответ неуверенно пожала плечами.

– Увидим, – процедила она. – Поверьте, наша система работает неплохо. Даже если она дает сбой, его, как правило, удается исправить.

– В нашем случае надо учитывать фактор времени, детектив, – заметила я.

– Что вы имеете в виду?

Возможно, то был с моей стороны не слишком верный ход, ибо в результате нам пришлось потратить следующие несколько часов, объясняя, почему мы не предупредили полицейских, что вещественное доказательство, оказавшееся в их распоряжении, пожароопасно. В дело вмешался хамоватый партнер Кореа, который тут же начал пугать нас фразами о терроризме, направленном против полиции. К счастью, Кореа сумела остановить его прежде, чем он зашел слишком далеко. Думаю, сама она прекрасно понимала, что вряд ли стоит предъявлять высосанные из пальца обвинения слепой женщине, только что вышедшей из больницы, особенно если эта женщина – бывший журналист и намекает, что в мире массмедиа у нее достаточно знакомых, которые могут заинтересоваться подобным произволом.

Когда мы наконец вышли из участка, на улице нас ждал Саймон.

– Я отвез Кларка к Ли, – сообщил он. – Ну и как тебе экскурсия по камерам?

Я потянулась к его руке, надеясь, что выражение моего лица можно счесть скорее виноватым, чем раздраженным.

– Полагаю, ты не поверишь, если я скажу, что позавидовала вам с Сафи, прошедшим через процедуру допроса в полицейском участке, и решила испытать это удовольствие сама.

– Не поверю, – фыркнул он.

– Значит, придется сказать тебе правду, – вздохнула я.

– Папа всегда учил меня, что говорить правду – это замечательное жизненное правило. Об этом, кстати, и в Библии говорится.

Мы устроились в кафе «Королева-мать», неподалеку от западной Квин-стрит и Беверли. Саймон заказал нам всем Пад Тай, и, пока мы ели, я успела ввести его в курс дела. К концу моего рассказа Саймон, успевший прикончить содержимое своей тарелки, выглядел если не вполне убежденным, то, по крайней мере, вполне сытым.

– Оставим в