Ведьмы, искусы и бесы

Огонь. Монстры всех мастей, летающие рыбы, антропоморфные дома, дьявольские отродья, разномастная нечисть, алхимические печи – эти ярчайшие образы знаменитого лиссабонского триптиха породили немало толков вокруг фигуры художника и здоровья его рассудка: не сошёл ли с ума Иероним Босх, создавая инфернальные сцены, не злоупотреблял ли он, когда его воображение захлестывали столь галлюциногенные картины, не воплощает ли триптих девиации бессознательного или трансцендентное состояние автора, эдакого средневекового Карлоса Кастанеды?

Нет. Однако Иероним Босх «Искушением святого Антония» создал прекрасный пример сложного, многоуровневого текста, смысл которого открывается лишь в интерпретациях, данных путём тщательного детективного расследования.

Триптих «Искушение святого Антония» – не только одна из самых известных работ Босха, но также лучшая и самая полная из картин на тему соблазнов и искушений аскета. Многочисленные копии, особенно центральной панели, в первой половине XVI века (некоторые из них, возможно, принадлежат близкому кругу учеников-поклонников Босха) разошлись по всей Европе, свидетельствуя о популярности триптиха, востребованности сюжета и эстетической атмосферы соблазнов и демонического флёра.

Традиционно образ Антония связывался в Средневековье с фокусировкой на глубокой медитации и противодействием земным искушениям. Но триптих, экспонируемый ныне в Лиссабоне, гораздо сложнее: масштабная картина повествует о нескольких эпизодах из жития Антония, написанного святым Афанасием (IV в. н. э.) и представленного во времена Иеронима в «Книге отцов» и «Золотой легенде». Житийный сюжет плотно сплетён с прочими средневековыми глубоко символическими образами.

Что же мы можем сказать об этом триптихе наверняка? Закрытые створки изображают сцены Страстей Христовых, внутри – испытания отшельника Антония, в которых он ориентируется на культовый образ и идеальный образец – Христа. Триптих написан, судя по дендрохронологическому анализу, около 1501 года (или чуть позже), и мы совершенно не знаем, кто был его заказчиком. До того, как приплыть в Португалию триптих, видимо, сменил несколько владельцев, речь об этом пойдёт в завершающей главе книги. В принципе на сём относительно точные знания заканчиваются и начинается пространство для интерпретации знаков, символов и образов картины. И его повествование, подобное книжному, начинается с закрытых створок, изображающих сцены взятия Христа под стражу и несение креста (рис. 43).

Рис. 43. На левой закрытой створке – воинственная сцена взятия Христа под стражу. На правой – несение креста. Присмотримся к деталям.

Эталон противостояния злу, – Христос в момент страстей, – изображён Босхом на внешних створках триптиха, выполненных гризайлью, внутри зрителя ждёт яркая, красочная, расцвеченная встреча со святым Антонием в момент сражения с нечистыми силами дьявола, искушавшего и не искусившего его (примечательно, что тусклую гризайль Босх использовал для демонстрации самых напряжённых моментов Писания и жизни Христа: сцены страстей на обратной стороне «Святого Иоанна на острове Патмос», на алтаре из триптиха «Поклонение волхвов», образ Бога-Отца на закрытых створках «Сада земных наслаждений» решены аналогичным путём). Дьявол, как известно, пытался найти слабые места и в вере самого Христа, проводившего 40 дней в пустыне. Искушение, отринутое Иисусом в пустыне и во время моления о чаше, – образец для аскетов-пустынников, к коим относился Антоний. Процессия, полная издевательств, наполненные ненавистью фигуры, воспалённые страсти контрастируют со спокойной фигурой Иисуса так же, как аналогичные по своей сути возбуждённые и озлобленные демоны во внутренней части триптиха контрастируют с умиротворённым, отрешённым святым Антонием. Иисус принял свои страдания и крест, таков же герой внутреннего пространства триптиха – Антоний.

Рис. 44 а. На переднем плане левой створки – разъярённый апостол Пётр отсекает правое ухо рабу первосвященника Малху. Когда воины явились ночью в Гефсиманский сад, дабы взять Иисуса под стражу, лишь один ученик вступился за Христа – апостол Пётр. Движимый горячей любовью и преданностью он выхватил меч и отрубил ухо, однако Спаситель исцелил раба, проявив милость и неприятие насилия. Это происшествие упоминается во всех четырёх евангелиях, хотя лишь Евангелие от Иоанна уточняет имена персонажей (об исцелении раба сообщает только Лука).

Рис. 44 б. Исраель фан Меккенем, ок. 1480 г. Metropolitan Museum of Art, New York.

Рис. 45. Отрешённо и испуганно взирает на сцену Иуда: его руки сложены в молитве, – он раскаялся, а на шее кошелек с тридцатью серебряными – его виселица. Босх изобразил предателя в правой части картины, между нижними и дальними планами.

Рис. 46. На дальнем же плане разворачиваются основные трагические события: арест Иисуса. Ночь, Гефсиманский сад, динамичная сцена: трубят стражники, горят факелы, воины разгоняют апостолов, Христа повалили, вяжут. Сцена полна глубочайшей экспрессии и отчаянной выразительности. Позади массовки изображена гора, её образ предвещает Голгофу, на ней стоит чаша, испить которую до дна предрешено Спасителю.

Рис. 47. На переднем плане правой створки видим сцену несения креста. Тащить его Христу помогает согбенный Симон Киринеянин, подле – Вероника подаёт плат, на котором отпечатается нерукотворный лик Господа. Атрибуты стражников – лестница, веревки, коса смерти – предвещают мучения и смерть.

Рис. 48. На переднем плане правой створки видим трагический исход судьбы Иуды, повесившегося и изображённого павшим со своего «креста». Далее сцена с разбойниками: с завязанными глазами стоит нераскаявшийся, в отличие от «зрячего», сидящего слева, он внял словам монаха. Позади него сухое дерево, чья-то голова, чёрный ворон и котёл – очередной образ ненависти, вражды и безумия? Дирк Бакс полагал, что пронзённая сухой веткой голова одного из казнённых с висящим рядом котлом связана со Средневековой традицией, когда котёл или кастрюлю ставили рядом с казнённым человеком, самоё себя поджёгшем на огне греха и спалившем свою жизнь.

Рис. 49. На заднем фоне, казалось бы, мирный пейзаж, контрастирующий с динамикой сцен, однако, если присмотреться, можно увидеть странное сухое дерево справа. Намёк ли это на повешенного Иуду, «паршивую овцу», или на убийство агнца – Христа?

Житие святого Антония составил Афанасий Великий, существует множество рукописей, редакций и