На пределе возможного

Работа в разведке предполагала не только двойную жизнь в условиях постоянной опасности разоблачения и ареста. Требовалось умение перевоплощения, артистизм в поведении и готовность к любым, самым неожиданным поворотам в своей тайной жизни. Всё это приводило к колоссальным психологическим, а порой и физическим нагрузкам. Руководители военной разведки, сами прошедшие через нелегальный период жизни, стремились устраивать для зарубежной агентуры периоды отдыха на родине. Так, в 1926 году на отдых и переподготовку в Москву возвратилась разведчица-нелегал Елена Константиновна Феррари. По заведённым в разведке правилам все вернувшиеся из-за рубежа сотрудники проходили медицинскую комиссию в поликлинике Разведупра.

После осмотра врач неожиданно предложил Елене Константиновне сменить профессию разведчицы на более спокойную работу, без высокого психологического напряжения. Да она и сама уже чувствовала усталость и задумывалась о том, что пора бы поменять тяжелую работу в разведке на литературную деятельность. Рекомендацию врача она приняла как жизненную неизбежность. Она сообщила об этом своему непосредственному начальнику, написала рапорт и сдала свой пропуск на объекты Разведывательного управления в Москве.

В поисках своего места на «гражданке»

В июле 1926 года Елена стала простой гражданкой советской державы. После увольнения из разведки ей был предоставлен длительный отпуск и путёвка в санаторий в Ялте. По пути в Крым она завернула в родной Екатеринослав, который 20 июля того же года был переименован в честь председателя Президиума ЦИК СССР от Украинской ССР Г.И. Петровского в Днепропетровск. И это была лишь первая новость на пути к родному дому, который она так и не нашла. Дело в том, что дом, где прошло её детство, был снесён, а на его месте появилась новая пятиэтажка. До неузнаваемости изменили и все прилегавшие к её дому улицы.

Она решила продолжить поиски отца, с которым рассталась в 1913 году. Она давно поняла всю правоту отцовских действий, когда он строго говорил о необходимости хорошо учиться в гимназии, постигать иностранные языки и обогащаться новыми знаниями, которые, со слов отца, являлись весьма ценным человеческим капиталом.

Литературных вершин достичь не довелось

Возвратившись после отдыха в Москву, она поступила на работу в Информационное бюро Главного концессионного комитета при СНК СССР, который располагался в столице. Кстати, с 1925 по 1927 год работой комитета руководил Л.Д. Троцкий. Это ей позже припомнят, хотя никакого умысла уже бывшей разведчицы в выборе этого места работы не было. Да и с троцкистами она никогда никаких дел не имела. Её больше интересовали литературные контакты с Горьким, которому она, как позже вспоминала, всё никак не могла отправить для ознакомления и рецензии свою книгу стихов на итальянском языке.

Она восстановила прежние связи с друзьями молодости – писателем А.С. Сергеевым, журналистом Ю.В. Саблиным и некоторыми другими из числа тех, кто относил себя к московской творческой интеллигенции. В ту пору в стране во всю разворачивалась борьба с троцкистской оппозицией. Своего высшего накала борьба со сторонниками Троцкого достигла 7 ноября 1927 года, когда оппозиционеры попытались провести свой митинг и альтернативную демонстрацию в Москве. Противники платформы Троцкого, которых оказалось много больше, разогнали скопление оппозиционеров. Эти события в столице вызвали определённый резонанс в кругах интеллигенции и обсуждались на работе у Елены.

При этом Феррари сохранила дружеские отношения с некоторыми прежними сослуживцами из военной разведки. В своей книге историк ГРУ В. Лота писал: «Она изредка бывала в гостях у сотрудника Разведуправления Надежды Улановской». Здесь, возможно, закралась какая-то неточность. Дело в том, что Надежда (Эстер) Марковна Улановская, урождённая Фридгант, действительно имела отношение к военной разведке, была переводчицей и преподавателем английского языка. Только вот она вряд ли была знакома с Еленой, поскольку на службу в военную разведку Надежда Марковна поступила вместе с мужем А.П. Улановским в конце 1928 года. Иными словами, спустя примерно 2 года, после ухода Е.К. Феррари из Разведуправления. К тому же Улановская вместе с мужем были сразу направлены в Шанхай, где она работала в группе Зорге под именем судетской немки Киршнер в качестве радистки. Потом до 1931 года жила в Берлине, Париже и в США по канадскому паспорту на имя супругов Гольдман[361].

Впрочем, в изданиях, посвящённых жизни и судьбе Елены Константиновны Феррари-Голубовской, встречаются и другие неточности. «В Москве, – читаем в книге писателя В. Лота, – работали берлинские знакомые Феррари Владислав Ходасевич, Виктор Шкловский и другие»[362]. Так ли это было на самом деле? Что касается Виктора Борисовича, то действительно он ещё с конца 1922 года начал просить о своём возвращении на родину. В сентябре 1923 года ему разрешили вернуться из эмиграции в Москву, где он поселился в усадьбе Покровское-Стрешнево. Конечно, с ним поэтесса Феррари могла встречаться в советской столице.

А вот с В.Ф. Ходасевичем – вряд ли. После октябрьских событий 1917 года он оставался в России. Более того, он в 1921 году опять безумно влюбился в поэтессу Нину Берберову и женился на ней, хотя до этого и прежде был уже несколько раз женат. В июне 1922 года он вместе с молодой женой эмигрировал в Берлин. Здесь он дружил с Горьким и Андреем Белым, участвовал в выпуске русскоязычного журнала «Беседа», публиковал фельетоны о советской литературе и критические статьи о деятельности ГПУ за рубежом. Со временем он вместе с Берберовой стал осознавать, что их возвращение в СССР стало невозможным[363]. В марте 1925 года советское посольство в Риме отказало Ходасевичу в продлении паспорта и предложило вернуться в Москву. Он отказался, став окончательно белоэмигрантом. Тогда же вместе с Берберовой они перебрались в Париж, где он и умер в 1939 году. Так что встречаться Ферарри и Ходасевич в Москве не могли. Да и вряд ли это было бы необходимо после того, как он публично обвинил поэтессу в том, что она является большевистским агентом