Шрифт:
Закладка:
«Монах, нуди себя на добро».
«Работающего монаха искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов».
«Пост и молитва — доктора монахов».
«Подвиг есть в сражении,
Подвиг есть в борьбе;
Высший подвиг — в терпении,
Любви и мольбе».
«Жизненный путь иноков усеян не ландышами и розами, а тернием и крапивой. Господи Иисусе, молю Тебя, смилуйся надо мной!»
«Кто не хочет, тот не должен близко подпускать к себе диавола, ему весьма легко запустить в душу маленький клинышок. Один стакан вина не велико зло, но им начинаются безумные пиры. Единичное посещение театра — такой маленький грех, но он может привести к разнузданной жизни. Обсчитывание на копейки может перейти в крупное воровство. Тайные грехопадения кончаются явным позором. С грешником происходит то же, что с падающим камнем — чем дальше он падает, тем сильнее становится быстрота падения. Берегись маленьких клинышков, они в искусных руках могут причинить погибель. Даже железный слиток можно разбить, лишь бы найти в нем щель для маленького клинышка. Избегай слов: «Это — мелочи». В нравственной жизни ничто не мелочь, но всё значительно».
«Считай себя хуже всех — будешь лучше всех.
Если ж ты мнишь о себе, что ты лучше всех — ты глубоко ошибаешься, ты хуже всех — накипель».
Иногда кажется, что о. Павлу вовсе не знакомо было чувство духовной гордости — этого главного врага монашествующих. Простотой и юмором выбивал он самый «маленький клинышок» из рук врага. Всю ночь молится — чаще всего на кладбище, а утром чуть свет высунет голову из раскрытой форточки своей церковной сторожки и кричит соседке Насте:
— Настасьё-о!
А Настя в колхозе работала с утра до вечера, и на своем огороде успевать надо — вот она с ранней зари на ногах.
— Ой, Настасья, — кричит о. Павел, — поп только встает, а ты уж наработалась?
А сам всю ночь в молитве провел.
Настя-то, простая колхозница, сначала батюшку на «вы» звала — священник всё-таки и по возрасту на 18 лет старше. Отец Павел приказал ей при всем народе:
— На Вы меня не звать!
Как-то раз московская интеллигенция собралась у о. Павла, а он повел их к Насте в гости по-соседски. Сидят все за столом, угощаются. Один — был такой Коля- врач — слушал, слушал, потом говорит Насте:
— Почему Вы отца Павла на ты зовете?
Дескать, как же не стыдно Вам?
— Вы его спросите, — отвечает Настя. — Вот он сам налицо, как красное яйцо.
Отец Павел и говорит:
— Так нужно.
«Его все свои на ты звали, — вспоминает теперь Анастасия Васильевна. — Батька, батя — все на ты».
В шестидесятые годы о. Павел не любил, чтобы к нему обращались «батюшка» — неизвестно, по каким причинам. Как-то раз приехали в Верхне-Никульское две женщины, очень об отце Павле наслышанные. А он чистил в это время туалет — одет, как обычно, штаны, рубаха. Женщины подходят к нему:
— А где батюшка?
— Батюшка? Там где-то, — махнул рукой о. Павел.
Они пошли дальше. Им говорят — да вот он, батюшка-то. А о. Павла кто назовет «батюшкой», он сразу в ответ: «Чего, матушка?»
Те подходят:
— Отец Павел, что это Вы тут делаете?
— Как что? Говно чищу, — отвечает старец. — Навалили, а я убираю.
Конечно, вопрос глупый — неужели сами не видите? Вместе с тем ответ о. Павла имеет и второй, духовный смысл: ведь он священник, очищает людские пороки…
Под гнетом горя и неволи и непосильного труда я прожил, мучаясь до боли, все жизни лучшие года… Я видел свет через оконце темницы духа моего, и не бросало счастья солнце ко мне луча ни одного. Но пред победною судьбою я не дал духу рабски пасть, и у нея глухой борьбою отвоевал я жизни часть. Теперь живу я, Слава Богу, служу святому алтарю, принадлежу святыне дела — служенью правде и добру.Это стихотворение сочинил сам о. Павел — иногда он не только молился, но и писал стихи. Наверное, настоящий инок не может не быть поэтом — чувствуется здесь какое-то кровное духовное родство. Да и что такое все наши молитвы, как не высшая поэзия? Да и сам Господь — «великий Художниче мира», как поется о Нем в акафистах?
О Боже мой, благодарю,
