что даровал моим очам увидеть мир — Твой вечный храм, и землю, небо и зарю. Везде я чувствую, везде, Тебя, Господь, в ночной тиши, и в отдаленнейшей звезде, и в глубине моей души. Пока живу, Тебе молюсь, Тебя люблю, живу Тобой, когда умру, с Тобой сольюсь, как звезды с утренней зарей. Хочу, чтоб жизнь моя была Тебе немолчная хвала, Тебя за полночь и зарю, за жизнь, за смерть благодарю.

Батюшка даже указывает страницу 180 из журнала «Душеполезный собеседник» за 1909 год № 6, откуда взято это стихотворение. Очень любил о. Павел ворошить старые дореволюционные журналы — собирал и привозил их отовсюду. А сколько у него было прекрасных старинных книг! Какая-то их часть сохранилась еще со времен Мологского Афанасьевского монастыря, хотя очень многое изъяли при обыске и конфискации в 1941 году. Но большая часть книг была собрана отцом Павлом, когда он жил в Верхне-Никульском. Поедет в Москву или Петербург, обойдет все антикварные букинистические магазины.

«Приедешь, бывало, встречать его к поезду в Шестихино, — вспоминает «друг детства» Владимир Иванович, — он из вагона вылазит — одна стопка книг, перевязана веревочкой, другая стопка, третья… Так и возил их пачками».

И все, кто был в сторожке о. Павла, обращали внимание на множество старинных книг на стеллажах. Сам отец Павел был человек настолько начитанный, что свободно разговаривал на любую тему и с докторами наук, и с академиками — много их ездило к нему из соседнего поселка Борок, элитного академгородка, построенного И. Д. Папаниным. Кто бы ни приезжал в церковный домик при храме Святой Троицы в Верхне-Никульском, чувствовал особую атмосферу, которую трудно передать словами. Как вспоминает один из близких к о. Павлу людей, в то время работавший в милиции:

«Я тогда не знал о. Павла и приехал в церковь села Верхне-Никульского как представитель власти с участковым милиционером, чтобы сфотографировать все церковные ценности, которые могут украсть. Такое было у нас задание. Отец Павел, выслушав, говорит нам:

— Ребяты, подождите, всё сделаем. Садитесь за стол.

Погода была плохая, мы устали с дальней дороги и, не занимаясь своим делом, сели за стол. И вот в беседе о жизни — что-то такое простое, душевное — я вдруг почувствовал особую атмосферу этого дома. Представьте, сторожка, в углу два десятка икон, мерцание лампад… Как сейчас помню, в полумраке — огромная икона Спасителя, ковчежна, работа начала XIX века, прекрасной сохранности, чуть закоптившаяся. И этот лик так строго смотрит на меня. И тут же — теплая печка, кошка, мирная беседа.

Я даже не знаю, что на меня повлияло больше — отец Павел с его словами, с его домашней обстановкой или этот лик Спасителя. Именно всё мирное такое, идет разговор за жизнь. Отец Павел спрашивает, как служба — и такие вопросы профессиональные задает: как идет раскрываемость преступлений, какие мазурики где-то как-то там себя проявили.

Это было удивительно — проехать двести километров по бездорожью, забраться в глушь, и вдруг человек проявляет такие недюжинные знания, даже словесные обороты употребляет как профессионал.

В эту первую встречу он подарил мне книжку Немировича-Данченко «По привольям, раздольям» — очерки, рассказы, издательство Ивана Дмитриевича Сытина. Книга дореволюционная, такая уже полуразвалившаяся — отец Павел собирал старые книги. На ней написал: «Прекрасному человеку, которого зовут Володя, где он живет, не знаю, а он хороший человек. Павел Груздев».

Утром вместе с о. Павлом мы вошли в храм, я сфотографировал все, что могут украсть: лампады, иконы, кресты, всё и вся — необязательно из драгоценного металла. И уехал. Но зерно душевности осталось. Это трудно объяснить. Чувство он заронил во мне такое — что вот именно там Россия. «Тут русский дух, тут Русью пахнет…» Пусть это литературное выражение, но так оно и было».

Чтобы представить себе церковную сторожку, где жил о. Павел, достаточно вспомнить стихотворение о смерти сельского священника Захара, где описывается дом и домашняя обстановка:

Комнаты в нем малы, с низким потолком, но во всем порядок, чистота кругом. Целый ряд икон там во святом угле, на накрытом тут же небольшом столе книга в переплете кожаном лежит, рядом крест в оправе при огне блестит. Свернут аккуратно близ епитрахиль, и на нем сверкает золотая пыль. На стене картинок виден целый ряд, чинно по порядку все они висят. Все архиереи — вот из темноты видны Филарета строгие черты. Тут же два монаха, вид монастыря, да войны прошедшей два богатыря…

У о. Павла на стенах висели такие же картины и фотографии, портреты близких людей. Много фотографий святых мест и святых новомучеников двадцатого века — митрополита