правления деда императора был издан эдикт, что самурай больше не может носить свои мечи, что вызвало восстание в Сацуме против императора Мэйдзи. Сложить свою винтовку, свой пистолет или пулемет — не было вопросов. Но семейную реликвию? Сделать это было совсем нелегко.

В итоге Того настоял на том, чтобы военным было позволено оставить их мечи и тем самым сохранить честь воина.

Надежда Того на применение статьи 35 Гаагской конвенции могла вызвать только раздражение среди союзников, так как их неоднократные протесты по поводу возмутительного отказа японского командования выполнять требования Конвенции об обращении с военнопленными оставались без ответа.

На первый взгляд, 3-й пункт документа выглядел как явная попытка продолжить ведение боевых действий до тех пор, пока японское командование не решит прекратить сопротивление. Было маловероятно, что его примут. Но в действительности это означало, что, вероятно, связь со многими японскими гарнизонами потеряна.

По мнению Того и гражданского Кабинета министров, было очевидно, что потребуется какое-то время, чтобы убедить командующих войсками в том, что принятие капитуляции было личным желанием императора и подлинным приказом военных властей. Планировалось, что братья Хирохито направятся в отдаленные районы с вестью от императора, что капитуляция вполне законна. Полагали, что это будет необходимо из-за технических проблем с радиосвязью и необходимости оповестить о капитуляции от лица самых высших представителей государства.

Армейские командиры подсчитали, что потребуется от двух дней до нескольких недель, чтобы сообщить новость войскам, что зависело от того, насколько далеко они расквартированы или насколько фанатичны. Впоследствии события показали, что их страхи были вполне обоснованны. В некоторых отдаленных и изолированных гарнизонах приказы о капитуляции с презрением игнорировали; считалось, что это подлые уловки союзников, и боевые действия продолжались неделями.

Пункт 4 был прямым призывом к гуманитарным акциям с целью спасения жизней японских солдат. Это было также унизительным признанием, что Япония, некогда владевшая третьим по величине флотом в мире, теперь была вынуждена выпрашивать у судовладельцев транспортные средства в случае чрезвычайных обстоятельств, не говоря уже о рядовых потребностях.

Высшие чины армии и флота охотно одобрили черновой вариант меморандума Того. Реалисты из их среды опасались, что возможность принятия его невелика. Не столь прагматичные командиры полагали, что он правильно трактует наиболее актуальные вопросы, хотя было бы желательно более широко отразить их конечную цель и детализировать их. Если Того согласится на это.

Министр иностранных дел, должно быть, понимал, что союзники вряд ли благосклонно примут его заявление. Возможно, он просто делал вид, что он идет навстречу пожеланиям военных. В любом случае он выпустил стрелу в воздух, и она упала на землю неизвестно где, и никто не поднял ее и не сообщил о ней.

Того послал одобренный текст 15 августа. Это была последняя официальная нота императорской Японии, направленная противнику. Несомненно, союзники получили ее, но ответа на нее не было. Возможно, ее сочли вызывающей по тону. Возможно, она просто затерялась при пересылке. Судьба ее осталась неизвестной.

Министры правительства заслушали выступление Симомуры, начальника Информационного бюро, который представил план радиообращения императора к своему верноподданному народу. Эти министры испытывали дрожь при одной мысли, как будут реагировать люди, когда они узнают о капитуляции. Все они были едины в желании, чтобы император выступил по радио, так как было крайне важно, чтобы его слово быстро и одномоментно было услышано всеми гражданами империи, и тогда декрет мог бы получить всеобщую поддержку. Словам любого другого человека, не императора, люди, которые продолжали думать, что на фронтах идут успешные бои, нисколько не поверили бы. В действительности обманутые люди сочли бы оскорблением для себя лично оглашение подобного послания, что могло бы спровоцировать бунты и народное возмущение против правительства и его лидеров. Такие спонтанные выступления народных масс по всей стране могли бы достигнуть такого масштаба, что заставило бы померкнуть утиковаси (в переводе «стихийные бунты»), выступления крестьян во времена голода в XVIII–XIX веках.

Итак, кабинет принял план выступления императора по радио, и дворцовое ведомство начало приготовления к нему. Около полудня камергер двора Като позвонил в Информационное бюро и пригласил господина Усабуро Като, главу первого отдела бюро, прийти во дворец для обсуждения радиообращения императора, назначенного на 6 часов вечера.

Сотрудник бюро Като сел в машину и поехал во дворец обсуждать беспрецедентное событие с камергером Като. Рассмотрев все имевшиеся в его распоряжении факты, Като из бюро пришел к заключению, что император готовился заявить о своей отставке в стиле английского короля Эдварда VIII!

Вернувшись в Информационное бюро, Като позвонил в японскую радиовещательную корпорацию Эн-эйч-кей, чтобы сообщить им нечто важное. Президент радиокорпорации, главный инженер и начальник отдела внутренних новостей прибыли в Информационное бюро, и их поставили в известность, что его величество должен огласить свой указ по радио, но прежде его еще необходимо записать. Технический персонал для записи обращения должен прибыть во дворец к 3 часам дня.

В то время Как кабинет министров голосовал за радиообращение, в низком и мрачном здании Радио Токио на улице Хибия начались приготовления. Инженер Нагатомо должен был подготовиться к 3 часам к сеансу радиозаписи. Хотя он не знал, где тот должен был проходить и что ему предстояло записать, Нагатомо догадался, что это было крайне важное мероприятие, в котором мог принять участие император. Поэтому он отдал распоряжение подготовить самый лучший микрофон («Мазда», тип А) и два комплекта записывающих машин (тип К, № 14) с дополнительным оборудованием, каждый компонент которого он тщательно проверил.

Нагатомо выбрал трех помощников для записи. Его начальник возражал против привлечения к работе такой многочисленной команды, но Нагатомо настаивал, что необходимо даже четыре человека для обеспечения качаственной записи. Если вдруг они не смогут выполнить свою задачу, им придется совершить харакири. Он сказал это для того, чтобы ему было выделено достаточно помощников, а также чтобы подтвердить его догадку, что в записи будет участво вать сам император. Он добился своего. Были выбраны четыре инженера под началом господина Такадзиро Кондо. Они заняли места в машинах императорского двора вместе с президентом Эн-эйч-кей Онаси и начальником бюро Ябэ. Им было разрешено явиться в обычной одежде, и поэтому вместо официальных костюмов они были одеты в национальную форму — куртку цвета хаки с обычным бейджем.

Прибыв во дворец, они сразу же прошли на третий этаж огромного здания министерства двора, в зал для императорских аудиенций. Микрофон был установлен в комнате администратора, а записывающие машины — в зале аудиенций. Один из камергеров спросил, может ли император прослушать запись после того, как она будет готова, и