Сборы были недолгие. Через два дня самолёт со мной на борту приземлился в аэропорту Ла-Гуардиа, и я первым делом поехал в издательство, решив сразу же разобраться с делами. Нью-Йорк начала мая 43-го живо мне напомнил о том мае 38-го, когда я впервые ступил в этом времени на американскую землю. Да-а, весёлые были времена, и вспоминались они с сочной ноткой ностальгии.

Мистер Малкович оказался мужчиной средних лет, с блестящей залысиной почти на весь череп. В круглых очках-пенсне, с закатанными рукавами и в чёрной, распахнутой жилетке, он походил на клерка, сутками не покидающего своего офиса.

— Смотрел ваш фильм несколько раз, — с ходу огорошил меня Малкович. — Это действительно прорыв в кинематографе, и за эти пару лет никому не удалось снять нечто подобное.

— Если не считать киносаги «Унесённые ветром», — добавил я.

— Тем не менее… Здорово, что вы нашли время прилететь из Лас-Вегаса. Вы уже где-то остановились?

— На моё имя забронирован номер в отеле «Мэри-Хилл», он оплачен на трое суток вперёд.

— Отлично! Значит, у вас будет время поработать над рукописью. Вот вам текст с пометками редактора, ознакомьтесь, может, вы не со всем согласны и у вас найдутся замечания. А вот договор.

Перед моими глазами оказались скреплённые листы бумаги с отпечатанным на них текстом. Я внимательно прочитал документ, согласно которому издательство в лице мистера Малковича приобретало права на мою книгу и обещало выпустить её тиражом 50 тысяч экземпляров, а также выплатить аванс в размере 5 тысяч долларов и гонорар в зависимости от реализации «Экспансии». Нужно было расписаться в двух экземплярах, что я и сделал, после чего юридический статус бумаг был закреплён печатями, и один экземпляр перекочевал в мой портфель. Малкович проводил меня к окошечку кассы, где мне выдали перевязанную пачку пятидесятидолларовых купюр с физиономией президента Гранта. Не пересчитывая, я её также отправил в недра своего кожаного портфеля.

— Мистер Малкович, — обратился я на прощание, — если книга будет иметь успех, реально издать её на основных европейских языках?

— В принципе, почему бы и нет? Но в Европе сейчас полыхает война…

— Она будет полыхать ещё год, два максимум. Потом жизнь войдёт в мирное русло, и европейцев желательно заранее предупредить о готовящейся экспансии. Которую они же по глупости сами и организуют.

— То есть вы уверены, что всё, написанное в «Откровениях Будды», правда?

— А вы думаете, нет? Во всяком случае, кто предупреждён — тот вооружён. Так что подумайте над моим предложением.

Из Harper & Brothers я поехал в отель, и там, в тишине, принялся за просмотр рукописи с внесёнными синими чернилами правками. В целом редактор правил по делу, тем более правок оказалось немного. Задерживая свой взгляд только на них и лишь по диагонали читая уже знакомый текст, я уложился меньше чем в полтора часа. Тем не менее день клонился к закату, и даже смысла звонить Малковичу в издательство не было, наверняка он уже дома. Завтра заскочу к нему в офис, отдам рукопись и могу быть свободен. Останется только ждать выхода книги из печати.

Ну а что, так-то неплохо сложилось, вдвойне приятно, что роман был практически авторский, если не брать в расчёт несколько заимствованных у Чудиновой ходов. Эдак, чего доброго, могу и писателем заделаться, хотя корпению над рукописями моя деятельная натура усиленно сопротивлялась.

А теперь позвоним Вержбовскому, обрадуем его появлением своей персоны в Нью-Йорке, если, конечно, он сам куда-то по делам не уехал. Трубку подняла его супруга, обрадовалась моему звонку и с готовностью доложила, что муж сейчас в «Русском клубе», где, возможно, задержится допоздна, поскольку там сегодня в девять вечера начинается заседание литературного кружка «Славяне», гостем которого был писатель Владимир Набоков.

Ого, гляди-ка, кого заманил в свои сети Виктор Аскольдович! Кстати, Набоков ещё не написал свою «Лолиту», точно помню, разродился он этой книгой после войны. А вдруг в связи с изменением хода истории и не напишет? Тогда мировая литература много потеряет.

Ладно, бог с ним, с Набоковым, а к Вержбовскому можно и сейчас подъехать. Причём без предварительного звонка, хотя телефонный номер на «Орфее» я до сих пор помню наизусть. То-то будет сюрприз!

Ровно в 20.00 я ступил на мостик, переброшенный с причала на «Орфей», борта которого по-прежнему отливали нежно-бежевым цветом, а буквы в названии судна даже в сумерках полыхали ярко-красным.

— Здравствуйте, — встал на моём путь крепкий молодой человек. — К сожалению, сегодня закрытое мероприятие.

— Серьёзно? Жаль, а я собирался навестить старого друга, — по-русски ответил я.

— Кого именно? — приподняв левую бровь и также переходя на русский, с ленцой поинтересовался парень.

— Вержбовского Виктора Аскольдовича. Будь добр, передай ему, что тут его дожидается старый товарищ, прилетевший из Лас-Вегаса.

— Погодите-погодите… Ну точно! А я смотрю, кого вы мне напоминаете! Вы же Ефим Николаевич Сорокин, один из основателей «Русского клуба». Я вас на нашем хуторе видел года четыре тому назад, вы к Василию Антоновичу приезжали.

— Молодец, память у тебя хорошая, но не стоит кричать так на всю округу.

— Извините… Проходите, давайте я вас сам к Виктору Аскольдовичу проведу.

Вержбовский был в «Красной комнате», вёл беседу с мужчиной, на вид моим ровесником. Высоколобый, с объёмной залысиной и сигаретой во рту, он что-то вещал Виктору Аскольдовичу. А в глубине комнаты я разглядел тощую брюнетку со слегка выдающимся носом.

— Ба, Ефим Николаевич! Какими судьбами?! — расплываясь в улыбке, вскочил с кресла Вержбовский и двинулся мне навстречу, раскинув в стороны руки.

— Да вот, прилетел в Нью-Йорк утрясать дела со своей книгой, а заодно решил и вас навестить, — ответил я, освобождаясь из его объятий.

— Ого, вы уже и писателем заделались! Когда только всё успеваете… Кстати, хочу вас познакомить. — Он повернулся к мужчине, который поглядывал в мою сторону не без доли высокомерия. — Владимир Владимирович Набоков, русский писатель, эмигрант. Вы наверняка слышали, а может, даже читали его книги.

Набоков всё-таки соизволил подняться и сделать пару шагов навстречу, протягивая руку.

— «Защиту Лужина» читал, — честно признался я, чем вызвал у гостя одобрительно-удивлённое хмыканье.

— А это, — Вержбовский кивнул в сторону женщины, — супруга Владимира Владимировича, Вера Евсеевна.

Дама наклонила голову, никак не выражая своих чувств. Я тоже ограничился кивком.

— Присаживайтесь, господа, — пригласил бывший подполковник. — Ефим Николаевич, выпьете? Нет? Смею заметить, Ефиму Николаевичу принадлежала идея создания этого замечательного клуба на воде. Если бы не он и не его бьющая ключом энергия, ничего этого не