Шрифт:
Закладка:
– Можно уже и не вина.
– Понял.
Неторопливо пересекаю зал, за столами в основном пары. Кто-то моложе, кто-то старше, но объединяет их то самое светлое и неземное чувство. Место и правда очень романтичное, не зря Дарина так радовалась, что Паша сделал ей предложение именно здесь. Даже через фото я ощущала ее бешено колотящееся сердце, а слезы радости на ее глазах тронули мое зачерствевшее к подобного рода событиям сердце. Она мечтала об этом, грезила днями и ночами, но теперь все зависло над бездонной пропастью из-за одного опрометчивого поступка.
Мысли о подруге вгоняют в уныние. Дарина болеет уже несколько дней, а ее голос, который я слышу по телефону, с каждым разом звучит все слабее и слабее. Нужно все-таки навестить ее. Может, в больницу отвезти или вызвать врача домой. Помню, как-то слушала подкаст о психосоматике, где говорилось, что даже наши собственные мысли могут обманывать, а вот тело – никогда. Что, если состояние Дарины – это уже ответ на тот самый злополучный вопрос, который не дает ей покоя?
Покидаю уборную и возвращаюсь в зал. Прохожу мимо стеклянного куба, внутри которого идет искусственный снег, и вдруг замечаю за дальним столом у витражного окна знакомую темную шевелюру. Замедляю шаг, нахмурившись, потому что выглядит он, мягко скажем, странно. Перед ним бутылка виски и ведро со льдом, в одной руке стакан, а вторая подпирает голову. Какого черта? Неужели все уже случилось?
Делаю глубокий вдох и шагаю вперед. Тревога сжимает горло и ощущается липкими жаркими пятнами на затылке и шее. Останавливаюсь у стола, и Паша поднимает подбородок, глядя на меня мутными пьяными глазами.
– Если хочешь убить меня, я не против. – Он салютует стаканом, прежде чем опрокинуть порцию виски.
Смятение замораживает мысли, а Паша едко усмехается.
– Ну что ты, Ди? Давай! Ты ведь за этим подошла.
– Когда ты вернулся? – спрашиваю я, желая разобраться со всем по порядку.
– Откуда? Из ада? Я все еще в нем.
Происходит что-то очень странное. Предположение одно – Дарина во всем призналась, но Паша почему-то кажется скорее виноватым, чем преданным. На ощупь нахожу спинку стула и занимаю место напротив. Паша отворачивается к окну и поджимает губы. Его скорбь и растерянность вибрируют в каждом вздохе, и я снова ощущаю себя так, словно оказалась на поминках.
– Я не хотел, ясно? – цедит он сквозь зубы. – Миллион раз уже попросил прощения. Я, черт возьми, никогда не допущу этого снова! Это была ошибка!
Да что он несет? Чего не хотел? Чья ошибка? Паша косится на меня, в его взгляде мерцает удивление.
– Ты не… Она тебе не сказала, что ли?
– О чем?
– Да ладно?! – Его нервный смех кажется даже жутким. – Я думал, что уже весь город знает, что у бедной Дариночки жених гулящий мудак.
Сердце перестает биться на долю секунды, и разрозненные факты собираются в ясную картинку. Ночь Дарины с Марком, забытое кольцо, ее состояние и настроение. Все началось не с того, что Дарина изменила Паше, а с того… что это он ей изменил! Твою мать!
Поднимаюсь из-за стола, не проронив ни слова, но Паша вдруг хватает меня за юбку:
– Я люблю ее, – произносит он так тихо, что едва получается расслышать. – Только ее. Клянусь.
Пытаюсь вырвать ткань из его руки, но Паша лишь сильнее сжимает пальцы:
– Скажи ей, что я…
– Что здесь происходит? – звучит рядом недовольный голос.
Слова подступают к горлу кислым комком желчи, но я все еще молчу.
– Прости, мужик. – Паша откидывается на спинку стула, поднимая ладони. – Она подруга моей…
– Марк, можешь ударить его? – прошу я, глядя в глаза Рождественскому.
– Что?
– Просто ударь его! – повторяю с нажимом.
– Он тебе?..
– Без разбирательств!
– Сделай это, мужик. Я заслужил, – с надломленным весельем говорит Паша.
Бросаю на него разъяренный взгляд, на языке вертится столько гадостей, что сводит щеки. Ну уж нет, такого подарка я ему не сделаю. Пусть мучается в одиночку.
– Мы уходим! – Хватаю Марка за запястье и тяну к нашему столу.
– Кто это был? Лицо знакомое.
– Ты спал с его невестой. – Поднимаю со стола телефон и закидываю сумочку на плечо. – Мне нужно уехать.
– Ди…
– Прости, Марк. Если хочешь разделить счет, пришли мне чек.
Быстро целую его в щеку, приложение для вызова такси сообщает, что машина приедет через одну минуту, и я торопливо покидаю ресторан. Надеюсь, еще не слишком поздно.
Останавливаюсь перед дверью в квартиру подруги и поднимаю руку, чтобы нажать на дверной звонок. Через несколько секунд я слышу едва различимый шорох и щелчки внутреннего замка. Дарина открывает дверь, ее волосы спутаны, белки глаз затянуты красной сеткой полопавшихся капилляров. Она отступает, запахивая на груди вязаный кардиган, накинутый поверх ночнушки, а я делаю шаг вперед, уже не в силах остановить подступающие слезы. Если Паша в аду, то Дарина упала еще ниже. В чистилище, где каждый сантиметр устлан осколками надежд и сокровенных желаний.
– Я видела Пашу, – говорю сипло, закрывая за собой дверь, – и знаю, что он сделал.
Дарина опускает голову, сморщившись, по ее щекам бегут крупные капли слез. Лживой завесы больше нет, а правда оказывается такой болезненной, что трудно дышать. Она сражалась как могла. Пыталась быть сильной и храброй, но битва проиграна, пора уводить ее с поля боя. Подхожу к Дарине и крепко обнимаю, прижимая к груди. Рыдания сотрясают ее ослабевшее тело, она так истощена и высушена, что кажется, сожми я ее чуть сильнее, могу просто сломать.
– Прости, – всхлипывает она. – Прости меня, Ди.
– Ш-ш-ш, – шепчу я, поглаживая ее по голове и легонько покачивая. – Все хорошо. Не извиняйся.
– Расскажи я тебе сразу, все стало бы… слишком реальным. Я хотела забыть… пыталась стереть…
Ее жгучая боль пронзает каждый сантиметр кожи раскаленными тупыми иглами, и я крепко зажмуриваюсь.
– Я знаю. Знаю, милая, – приговариваю ласково. – Но одна ты уже не справляешься. Попробуем вместе. Ладно?
– Прости…
– Ничего. Я здесь. Мы все решим.
– Я хотела сама все исправить. – Дарина отстраняется, оставляя мокрый след на моей шее. – Я думала… пыталась… Ди, все разрушено. Я себя ненавижу и… его тоже. Не знаю, где выход. Его нет. Мне… мне нужно быть одной. Я сейчас не… я не могу…
В ее взгляде стометровые волны сожалений и километры холодной пустоты. Обхватываю лицо Дарины, вытирая слезы большими пальцами. Мои руки дрожат от волнения, а ее обреченность – точно топор, зависший под потолком. Все встало на свои места. Каждый ее поступок, который казался мне нелогичным, теперь обрел смысл. Она пыталась спасти свою любовь