Шрифт:
Закладка:
Верховная восседала на кушетке заваленной подушками, и наблюдала за тем, как Хести отбивается от жриц. На ее лице была написана скука.
– Я думала, ты придешь сама.
Хести вскинула голову и уставилась на Верховную в немом изумлении.
– Сама? – Она нахмурилась. – Зачем?
– Неужели мне придется объяснять тебе очевидные вещи? – Тон Верховной не предвещал ничего хорошего.
– Попробуй, – рыкнула Хести, позабыв о страхе перед жрицей.
– Твоя мать была умнее.
– Да, я в курсе.
Верховная поднялась с кушетки и взмахнула рукой. Свечи в шатре погасли, остался только свет луны, попадающий внутрь через круглое отверстие в крыше. Хести попятилась было, но вдруг спиной ощутила чужое тело. Прохладные руки обвили ее, прижали ближе, ей стало противно.
– Я ведь обещала, что этой ночью мы впервые воссоединимся.
– Что значит… – Хести попыталась вырваться, но не смогла. – Что значит «воссоединимся»?
– Моя дорогая, неужели тебе не было известно о том, кем твоя мать была для меня?
Она слышала эти отвратительные слухи, но отказывалась верить им.
– И что? – с вызовом спросила она. – При чем здесь я?
Холодные губы коснулись шеи. Хести дернулась, но руки Верховной оказались неожиданно сильными. Они проникли под мантию, пальцы поспешно расстегивали пуговицы на рубашке.
– Отпусти!
– Перестань сопротивляться, – прошептала Верховная. – Будь Лагоса жива, я бы никогда не впустила тебя ни в свой Круг, ни в свою постель, но Трехликая Мать распорядилась иначе. Я предлагаю тебе власть, силу, о которой мечтают многие, подумай об этом.
Ее губы вновь коснулись шеи, Верховная провела языком по коже Хести, и та задохнулась от возмущения.
– Мне это не нравится!
– Ты не знаешь, о чем говоришь. Вот увидишь, утром ты будешь думать по-другому.
Верховная толкнула Хести в спину, та упала и попыталась отползти в сторону, но гибкое тело жрицы прижало ее к земле. Жадные руки стянули мантию, пальцы оказались под рубашкой, а губы – на губах Хести.
«Какая мерзость!» – мысленно закричала она, но не смогла произнести ни слова.
Язык Верховной, ее настойчивые ласки – все это было ей отвратительно. Никогда прежде Хести не заставляли заниматься любовью без ее согласия, никто и подумать не смел о том, чтобы взять ее силой. А она, в свою очередь, не могла и помыслить, что Верховная способна так поступить с ней.
– Мою мать ты тоже насиловала?! – злобно прошипела Хести, изо всех сил сжимая ноги, но колено Верховной мешало ей.
– Твоя мать любила меня. И ты полюбишь тоже, такова твоя судьба, – прошептала жрица и одним резким движением разорвала на Хести рубашку.
– Не тронь меня!
– Просто позволь мне показать, как это может быть прекрасно. Куда лучше, чем с тем мальчишкой. Он же калека, Хести, как ты могла?
– Он хотя бы мужчина! – Хести буквально выплюнула эти слова.
– Женщины во много раз лучше, – проворковала Верховная и припала горячим ртом к ее груди.
«Я должна что-то сделать, должна!»
Она попыталась сложить пальцы в Жест Силы, но жрица схватила ее за руку и сжала так, что ладонь Хести онемела.
– Ты ведь не хочешь, чтобы калека пропал?
– Да плевать мне на калеку! – прорычала Хести, извиваясь на полу.
– Ты лжешь мне.
Тело сковала болезненная судорога, она вскрикнула и почувствовала, как по щекам поползли слезы. Ей не было жаль себя, она злилась, ненавидела свое бессилие.
– Он останется в живых, если ты будешь выполнять свои обязанности, – сказала Верховная. – Ты станешь моей правой рукой, моей любовницей и частью Круга. И калека будет жив до тех пор, пока его семейка нужна нашему Дому.
– Иначе ты убьешь его?
– Я заставлю его страдать. – В полумраке шатра Хести увидела хищную белозубую улыбку. – Боль будет мучать его изо дня в день до тех пор, пока не сведет с ума.
– Ты сошла с ума, – прошептала Хести.
– Я всегда получаю то, чего хочу, – ответила ей Верховная и принялась медленно расшнуровывать завязки на ее штанах. – Он может стать кадавром, если я захочу. Превратиться в одного из сломленных. Я посажу его в клетку и заставлю тебя смотреть как он пожирает людей.
Хести оцепенела. Она не знала, что ей делать, поэтому просто закрыла глаза и позволила Верховной взять то, что ей было нужно.
Это стало ее обязанностью – с того раза Хести каждую ночь проводила в шатре жрицы. Она помогала ей принимать ванну, согревала ее постель, позволяла делать все, что та хотела, и сама исполняла все ее пожелания.
А потом уходила, опустошенная, лишенная сил и желания жить. Она даже не подозревала, что Верховная способна превратить ее жизнь в кошмар, но ей удалось придумать изощренную пытку, о которой, впрочем, остальные жрицы из Круга могли только мечтать.
Они перестали разговаривать с Хести, но беспрекословно подчинялись ей. Она не могла никому рассказать о том, что происходило по ночам, не могла поделиться своей болью. Ей не хватало Савьера.
«Ты не достойна того, что тебе досталось» – как-то сказала ей одна из жриц во время обеда.
– Так иди и займи мое место, – прорычала тогда Хести и выплеснула под ноги девушки вино.
С тех пор ее даже не оскорбляли, просто игнорировали, делали вид, что она существует только как правая рука Верховной. И это ранило.
«Неужели моей матери приходилось все это терпеть? Или она действительно любила Верховную и пошла на это по своей воле?» – спрашивала себя Хести, медленно приближаясь к шатру.
Деля постель со жрицей, она представляла Савьера. Думала о его руках, о губах, о том, как он нежно убирал ее волосы за уши. Только оказавшись в таком постыдном положении Хести поняла, как на самом деле привязалась к нему. Он бы никогда не позволил себе взять ее силой.
Хести вздрогнула и посмотрела в окно экипажа. Они находились в пути уже много дней и наконец прибыли в
