Юрик все время намеренно злобно молчал.

– Может, выпьем чаю? – спросила я, чтобы разрядить напряжение.

Юрик не ответил. Я рассердилась и только-только собралась выставить его за дверь, как он рубанул с плеча:

– У тебя что, роман с этим немецким хмырем?

– С какой стати ты спрашиваешь? Ты мне кто – муж или любовник?

– Ты права, я тебе никто. Никто я тебе, и лучше мне уйти. А записки ты мне дашь почитать в самолете. – И он ринулся к двери, с разбегу налетев на входившего в номер Феликса.

– Куда вы, Юрик? – спросил вежливый Феликс, будто этот дурацкий Юрик был позарез ему нужен. Но Юрик уже мчался по коридору, не очень разбираясь, куда его несет.

– Что с ним?

– Ерунда! Небольшой приступ ревности.

Феликс насторожился:

– У тебя с ним что-то было?

– Ты что? Мне и в голову не приходило, что он в меня влюблен!

– Так-таки не приходило? Да это за версту бросалось в глаза.

Я хотела рассердиться, но Феликс меня перебил:

– Ладно, я прощаю тебе этого Юрика! И сообщу неожиданно приятную новость – я лечу в Москву вместе с вами.

Тут я и впрямь рассердилась:

– Терпеть не могу глупых шуток!

– Какие тут шутки? Я поменял билет!

– А что, у тебя есть виза?

– У меня есть кое-что получше визы – у меня есть русский паспорт!

– Еще одна глупая шутка?

– Это шутка, но вовсе не глупая, потому что ее придумала моя мама. Ты просто не можешь себе представить, какая у меня хитрожопая мама! Опять я сказал что-то не то? А-а, про маму так нельзя! Ну, а если она хитрожопая, так как ее назвать? Когда мне исполнилось шестнадцать лет, русские паспорта выдавали кому хочешь. Так она чуть ли не силоком – как, как, волоком? – ага, все-таки силком – это такой капкан, да? – поволокла меня в Москву и устроила мне русский паспорт. Так и сказала – мало ли что бывает? Может, тебе придется от немцев обратно в Россию бежать. А ты говоришь – не хитрожопая!

– Ладно, убедил – хитрожопая. Но что ты будешь в Москве делать?

– Доказывать тебе, что наш роман – не курортный.

– Но я же улетаю в Новосибирск!

– Никуда ты не улетаешь – твой билет я тоже поменял, и отложил Новосибирск на неделю.

– Как ты все это проделал с такой скоростью?

– У меня есть турагент, старый друг, который все может. Вот он действительно хитрожопый! Ну что ты морщишься – он же не мама, про него можно. Он и отель нам на неделю заказал – называется „Космос“!

Я чуть не упала в обморок: на всю Россию было известно, что „Космос“ – приют валютных проституток, и к тому же он расположен у черта на рогах.

– А ты не можешь своего хитрожопого агента попросить поменять „Космос“ на что-нибудь более скромное?

– А чем плох „Космос“?

– Тем, что в „Космосе“ меня арестуют как валютную проститутку.

– Действительно арестуют? Ну и порядки у вас! Ладно, давай поищем другой отель. – Он ткнул пальцем в компьютер и получил список московских гостиниц: – Я скоро обалдею от ваших русских штучек! Почему у всех людей отели, а у вас гостиницы?

Мы выбрали гостиницу с милым именем „Матрешка“ и вдруг вспомнили, что собирались читать исповедь Сабины.

Она потрясла нас с первых же строк – искренность и натуральность тона сразу снимали все подозрения в том, что Лина все это придумала. У меня, собственно, никаких подозрений и не было – я слишком хорошо знала Лину, чтобы сомневаться в правдивости того, что она написала. Да и зачем ей было доводить себя до потери памяти, чтобы придумать такую невероятную сказку? Оставался только необъяснимый и неотвеченный вопрос – откуда она это взяла?

Когда мы дочитали до рассказа Сабины о том, как она решила притвориться неизлечимой истеричкой, я вспомнила про книгу, брошенную Линой на край стола, книга, которая называлась „Сабина Шпильрайн между Юнгом и Фрейдом“. Откуда она появилась у Лины, я сразу сообразила – я видела стопку таких книг на прилавке возле кофейного бара в киноклубе „Форум“.

Я сказала Феликсу:

– Схожу принесу эту книгу, и мы сможем сравнить рассказ Лины с текстом книги.

Дверь в Линин номер была, конечно, не заперта, верхний свет не погашен, но ей это не мешало. Я склонилась над ней – она дышала ровно, погруженная в глубокий сон. Я взяла книгу, погасила верхний свет и зажгла настольную лампу, чтобы ее не испугала темнота.

Едва мы начали разбираться в дневниках и письмах Сабины, нам стало ясно, что эта работа не на день и не на два.

– Кажется, ты правильно решил остаться на неделю в Москве, – вздохнула я, – хотя вряд ли даже за неделю мы сможем свести концы с концами.

– Раз так, давай начнем уже сейчас, – кротко согласился Феликс и начал расстегивать пуговицы моей нарядной блузки, надетой ради визита к Ксанке. Его прервал настойчивый стук в дверь.

– Неужели Юрик вернулся? – ужаснулась я.

– Лилька, открой, мы опаздываем! – раздался из-за двери голос Лины Викторовны.

– Боже, сегодня закрытие конференции! – вспомнил Феликс и бросился к двери, на ходу приводя в порядок свою расхристанную одежду.

Руки у меня дрожали, и я никак не могла застегнуть пуговицы блузки. Острый взгляд Лины сразу охватил развороченную постель и криво застегнутые пуговицы.

– Вы что, не собирались идти на закрытие?

– Мы зачитались вашими воспоминаниями и забыли.

– Ах, зачитались? – ехидно вздохнула Лина и легкой рукой застегнула мои взбесившиеся пуговицы. – А ты хоть волосы причеши, – сказала она Феликсу, – и в таком виде уже можно идти.

На следующее утро после закрытия конференции мы улетали обратно в Москву.

Увидев Феликса рядом со мной в микроавтобусе, милостиво оплаченном за счет конференции, Лина спросила:

– Он что, решил проводить тебя до самого аэропорта? Какая галантность!

– Вы даже не представляете степени галантности – я решил проводить ее до самой Москвы!

Лина прикусила губу, пытаясь оценить размер бедствия, но из природной деликатности лишних вопросов задавать не стала, тем более что началась обычная предотлетная суета – сдача вещей, проверка билетов и размещение в салоне самолета.

Я сидела рядом с Линой, а Феликс с Юриком в соседнем ряду. Когда мы спиралью взмыли над Нью-Йорком и нам позволили отстегнуть пояса безопасности, Феликс встал, бережно пересадил меня на свое место, а сам сел рядом с Линой. Юрик всю дорогу