Шрифт:
Закладка:
— Не знаю, как, — сказала Линдиэль, допивая кубок до дна, — но я сделаю эту землю своей.
Каленуиль улыбнулась, однако искренности в лице не было.
— Говорить можно многое, мечтать — о куда большем, — леди старалась оставаться милой, — но жить приходится с тем, что есть. Нам обеим тяжело думать, как одна часть семьи оказалась в заложниках у другой, однако надеяться на внезапную помощь смысла нет. Но знаешь… — Каленуиль снова искренне повеселела, — есть легенда про Нолдор, которые хотели получить прекрасные белоснежные корабли в форме лебедей, и столь сильно возжелали дивные суда, что взяли их силой, уничтожив всех, кто встал на пути. Нолдор не могут иначе, но и к себе не ждут иного отношения. Помнишь, я говорила, что ты слишком Нолдо? Пожалуй, в тебе нет главного: ты не хочешь победы любой ценой. Ты тоже желаешь заполучить прекрасный белоснежный корабль, который привезёт тебя на трон Оссирианда, но не можешь уничтожить препятствия.
— Те корабли были сожжены, — поморщилась Линдиэль.
— Да. Потому что цель была не в обладании судами.
— Я уведу смертных, — твёрдо заявила дочь Новэ Корабела, — не знаю, что будет дальше, но хотя бы одну проблему Оссирианда решить удастся. Без Долиона и племени Мараха к Каленовэ останется меньше претензий.
— Ты прекрасна, моя королева! — подняла кубок Каленуиль, снова налив вина.
Ветер качнул полы палатки, где-то далеко послышался смех и проклятья в адрес зимы. Эльфийки улыбнулись услышанному: люди с востока ругались именем Моргота Бауглира, значит, верно понимают, кто их враг.
Хорошее племя. Умное.
Этого и хотят Лайквэнди
— Господа охотники, — поклонился, осторожно выходя из дверей дома лорда Каленовэ, слуга, — я понимаю, что вы запретили моим владыкам покидать зал, который теперь стал и спальней, и трапезной, и библиотекой, ваши собратья бдительно дежурят по всему помещению, не давая сделать лишнего шагу, но вы же понимаете, что мне и моим помощникам необходимо продолжать заботиться о тех, кому я клялся в верности, поэтому мы должны иметь возможность ходить к колодцу, к реке, к выгребной яме, в конце концов. Не думаю, что вы готовы взять на себя всю эту работу.
Говоривший эльф очень сильно боялся. Страх дрожал на бледных губах, в нервно сжимавщих мешок руках.
— Вот, — слуга развязал шнурок, демонстрируя содержимое ноши, — мне просто нужно это вынести из дома…
Стражи кивнули, двое Лайквэнди пошли вместе с верным лорда Каленовэ в сторону леса.
— Интересно, — усмехнулся воин с тремя соколиными перьями на шапке, — долго нам здесь дежурить?
— И мне интересно, — хохотнул соратник, откусывая сушёную рыбку, — я бы на месте Каленовэ сидел до последнего просто из принципа. Прав, не прав — уже неважно. Главное — не уступить.
— И чего бы ты этим добился? — скривился третий страж, тоже с перьями на шапке.
— Понятия не имею! — рассмеялся охотник. — Полагаю, моя жена придушила бы меня во сне.
***
Распахнув дверь в комнату родителей, Гаэруиль бросилась к матери и расплакалась:
— Фаиновэ нас предал! Он хотел, чтобы нас убили!
— Нет, здесь вы не останетесь! — громко приказал вошедший следом копейщик, с которым были двое лучников. — Быстро в зал! С собой ничего не берёте! Увидим оружие — стреляем.
Элиан, побледнев, встала, покачнулась, одной рукой приобнимая рыдающую дочь, второй отложила книгу, вынула из волос костяные шпильки, державшие причёску.
— В зал!
Содрогнувшись от страшного голоса, эльфийки, всё так же обнявшись, покинули комнату и оказались в коридоре, по которому впереди шли Каленовэ с сыном и не менее дюжины Лайквэнди.
— Я тебя ненавижу! — крикнула мужу в спину Элиан. — Ты опозорил меня! Меня! Эльфийку из великого рода Денетора!
Стражники сдержанно посмеялись, провели семью лорда в зал и захлопнули двери.
— Слуги! — крикнул воин с нашивкой-медведем на груди. — Все сюда! Выходите! Мы вас пересчитаем и запишем имена! Кого не окажется в списке, кого сейчас я не увижу, больше в этот дом не войдут! У кого увижу оружие — руки переломаем!
Со всех сторон показалось перепуганные или с трудом сдерживавшие злобу эльфы, некоторые явно готовы были мстить за своего лорда, однако сейчас оказались бессильны перед внезапным нападением истинных хозяев Оссирианда.
— Я правильно понимаю, что готовить еду нам теперь запрещено? — скривилась женщина, поднявшаяся с нижнего уровня. — Любой повар вооружён так, что королевская армия от зависти лопнет.
— Мы за вами присмотрим, зависть королевской армии, — рассмеялся воин с медвежьей нашивкой. — А ещё, леди, сразу предупрежу: для нас готовить не нужно, поэтому не трудитесь искать ядовитые ягоды.
— Ради вас я пальцем не пошевелю! — эльфийка фыркнула и сама вписала себя в список слуг лорда.
За дверью зала, где заперли Каленовэ с семьёй, послышались выкрики.
***
Элиан, в последнее время тихая и не похожая сама на себя, теперь, высказывая мужу всё, что накопилось, не пытаясь сохранять лицо, вновь казалась прежней капризной леди, любящей напоминать о происхождении, по её мнению дающем безоговорочное превосходство над любым оппонентом.
— Я ради тебя ушла с прекрасного морского побережья, где все меня любили! Я страдала, уставая, в пути! На нас нападали морготовы твари! Но я всё ради тебя терпела! А ты добился того, что тебя предала твоя мерзкая сестра! А я говорила, что она мне не нравится! Ты выдал старшую дочь неизвестно за кого! Потом и среднюю тоже! И в итоге наш мальчик тебя стал презирать! Я его полностью поддерживаю и понимаю! Он не предатель! Это ты предатель! Ты заставил нас жить на дереве, словно мы белки или совы! Твои домишки, которые ты пытался называть дворцами, даже для прислуги не подходят!
Выкрикивая обвинения всё громче, леди металась по залу, встряхивая волосы и одёргивая длинную юбку, бесконечно поправляя пышные рукава и украшения.
Гаэруиль, поначалу пытавшаяся успокоить маму и саму себя, поняла бессмысленность стараний и села у окна, тихо вытирая слёзы. Фаиновэ стоял в дальнем конце зала, опустив голову и не решаясь пошевелиться, одними глазами наблюдая за сидевшим
