Шрифт:
Закладка:
— Что она писала?! — вскочил Каленовэ, и стук за окном усилился.
— Сестра утверждала, будто для меня же будет лучше, если я перейду на сторону Лайквэнди, ведь именно Край Семи Рек — наша исконная земля, потому что здесь родился наш великий предок Денетор. Она писала, что для всех нас лучше отказаться от наследия отца, потому что ты, папа, давно прогневал Вала Улмо, и Великий Владыка более не помогает тебе.
— Это ложь! — сжал кулаки в бессильной злобе лорд.
— Да, я ей так и ответила, — продолжая обнимать маму, согласилась Гаэруиль. — Я раньше переживала за Оэруиль, хотела требовать от тебя, папа, чтобы ты спас её, поэтому думала стать заодно с Каленуиль, ведь главное — быть против тебя, неважно за кого. Но потом поняла, что прав ты и только ты, что я никуда от тебя тайком не поеду, и буду тебя защищать. Тебя и маму! И братика!
Элиан расплакалась, лорд, тяжело дыша, сел обратно за стол. Метель резко ударила в окно, стекло задрожало.
— Каленуиль предала свою семью, значит, она нам больше не родня! — в голосе юной девы задрожал страх, и дело было явно не в возможном наказании со стороны родителей.
— Пойдёшь на совет со мной, — приказал Каленовэ, набрасывая шикорую перевязь с гербами тех, кем он правил в Оссирианде, а над ними красовался белый корабль с чайкой над парусами. — Пусть все видят, что наша семья едина.
— Почему до сих пор не пришёл Фаиновэ? — спросила про сына Элиан, наконец, отпустив дочь из объятий. — Ты ведь посылал за ним.
— Видимо, — губы лорда напряжённо дрогнули, — мой главный соратник уже на совете и ждёт нас. Сын бы меня не предал.
— А если… — леди не смогла договорить, снова расплакавшись.
— Нет, вожди Лайквэнди ничего ему не сделают — побоятся моего гнева. И гнева Вала Улмо, — жёстко заявил Каленовэ, устремляясь к двери. — Дочь, идём. А ты, Элиан, оставайся. Будь уверена, мы победим.
Пурга отступила, затаившись. Снег по-прежнему стучал в окно, однако гораздо менее настойчиво, словно отступив и готовясь с новой яростью напасть на тех, кто вот-вот выйдет из укрытия.
Вне безопасного дома жертва окажется полностью во власти стихии.
Сбежавший с корабля грызун
Сидя у высокого окна домика, практически незаметного среди толстых заснеженных ветвей, юная дочь одного из оссириандских вождей-охотников осторожно плела нити из заготовленного летом конопляного льна. Лиелос не слишком вникала в политические вопросы, однако отец и старший брат столь часто и эмоционально обсуждали «никчёмного Каленовэ», что дева невольно была в курсе происходивших в родном краю событий.
Весь прошедший день и неделю до этого много говорилось о предстоящем завтра важном совете, для которого необходимо проверить охотничье снаряжение и оружие. Каждый появлявшийся в доме Медвежьего Вождя мужчина считал своим долгом заверить юную Лиелос, что ей не о чем беспокоиться, однако от подобных слов становилось только тревожнее.
Дева хотела как-то повлиять на ситуацию, однако понимала: ей не позволят. Отец нередко со смехом говорил, что когда мужчины берутся за оружие, женщинам лучше подождать, чем всё закончится, а потом действовать по обстоятельствам. Вот и сейчас пришлось подчиниться и сесть за обычную работу, словно ничего важного не происходило.
Серые сумерки накрыли землю, предвещая на завтра метель. Низкое небо нехотя темнело, рождавшуюся в руках девы нить освещало всё больше свечей.
И вдруг за окном раздалась песня.
***
— Это ещё что за вторженец? — указал соратнику на появившегося из вечернего сумрака эльфа охранник дома вождя.
— Сынок лорда, — хмыкнул тот, даже не посмотрев в сторону незванного гостя. — Его давно заметили. Сначала хотели задержать, но потом решили, что он всё равно нам ничем не навредит, а узнать, зачем здесь это недоразумение, нужно. Поэтому пусть дурак думает, будто столь искусен в маскировке, что даже охотники его не увидели.
— Если вождь одобряет его нахождение здесь, значит, и мы одобряем.
— Правда твоя.
Стражи посмотрели вслед юному лорду, направлявшемуся к дому дочери Медвежьего Вождя. Что бы он ни задумал, это в любом случае несусветная глупость.
***
— Жить, тебя не зная
И не ведая любви,
Значит жить, не уловив,
Как дорог каждый миг!
И лишь в твоих объятиях
Ясно мне понять дано —
Бывает счастье лишь одно.
Одно, но на двоих.
В этом мире зла и лжи,
Там, где правит страх,
Верный путь мне укажи:
Он в глазах — в твоих глазах.
Взгляд в прошлое бросая,
Вижу: жить бы мне впотьмах!
Век блуждая.
Голос был знакомый — Лиелос посещала большие праздники и видела сына лорда Каленовэ не раз, однако никогда не замечала с его стороны особого внимания. И что же вдруг изменилось?
Подыгрывая себе на маленькой арфе, юный Синда с глазами слегка сиреневого оттенка, как у отца, озираясь по сторонам и с нетерпеливым ожиданием смотря в окно девы, продолжал петь:
— Я верил в то, что чувство столь прекрасное
Способно озарить собою мир,
О том, что злость и страх сильны, не ведал я.
«Верь в любовь!» — мне шёпот листьев говорил.
И я твержу: мы чудо сотворим!
Лиелос понимала: незваного гостя давно заметили, и сейчас вся семья проверяет дочь Медвежьего Вождя на глупость. Сложив готовые нити отдельно от пока не обработанной конопли, эльфийка поспешила сообщить отцу о том, что лорд Фаиновэ явился без приглашения и ведёт себя крайне подозрительно.
***
Когда, вместо девы в окне, вокруг неудачливого ухажёра появилась вооружённая копьями и луками стража во главе с сыном Медвежьего Вождя, Фаиновэ настолько сильно удивился, что даже не успел испугаться.
— А теперь говори, парень, что тебе на самом деле надо, — сквозь смех спросили оссириандские воины, — отдай нам оружие и рассказывай.
— У меня только арфа, — косясь на окно, нечётко промолвил сын Каленовэ. — Я пришёл, чтобы сказать Лиелос о своей любви.
— Полагаю, — сын вождя кивнул в сторону переплетавшихся стволами кедров, — его надо вести к отцу. Пусть объясняет своё внезапное появление у нас
