– Ничего не случилось. Просто я поскользнулся на лестнице, вот и все. – Он сделал шаг в сторону от лестницы, и его левая нога под ним подогнулась.

– О черт! – Малуф подхватил Паркера и опустил его обратно на ступеньку.

Я сбежала по лестнице вниз, намереваясь все же ему помочь.

– Что с тобой?

– Со мной все великолепно.

– Но ты же на ногах не стоишь!

– Я, будь ты неладна, сам во всем разберусь! – Паркер прижал пальцы к переносице и, зажмурившись, на мгновение затаил дыхание. Затем глубоко вдохнул и опустил руку. – Йорк, сделай одолжение. Прошу тебя как пилот пилота. Пожалуйста, ничего никому не говори. Прямо сейчас у тебя есть власть надо мной. Пожалуйста, пожалуйста, не используй ее.

– Ну что ж… Я с пониманием отношусь к страхам пилотов быть приземленными.

– Пожалуйста.

Я сделала еще один шаг вниз. Как бы сильно я ни мечтала о том, чтобы Паркер умолял меня о чем-то, этот случай был вовсе не тем, какого я жаждала. Я стремилась быть лучше его. Побежден, потому что болен? Нет уж, спасибо.

– Что с тобою не так?

– Сам не знаю. Знаю лишь, что если я обращусь к приписанному к нам костоправу, то он, и к бабке не ходи, отстранит меня от полетов.

Разумеется, отстранит. А то как же? Такая нога, как у него сейчас, поставит под угрозу выполнение любой миссии. И если уж на то пошло, почему Малуф еще никому ничего не сказал? Скорее всего, проблема возникла совсем недавно.

В моей голове вдруг всплыли истории, которые рассказывали мои родители о том, как заболел Гершель. У него очевидным началом болезни стала именно слабость в ноге.

– Тебя лихорадило?

– У меня не полиомиелит.

Я невольно отпрянула, удивившись тому, что его мысли текут в том же русле, что и мои.

– Откуда ты?..

– Я знаю симптомы полиомиелита. Понятно? – Он хмуро воззрился на меня. – А ты почему все еще здесь? Почему не бежишь с греющей твое сердце новостью в газету?

За его спиной Малуф сделал едва заметное движение, показывая мне, чтобы я поскорее удалилась, но движение то было вовсе не враждебным.

– Уверен, доктор Йорк, что причин для беспокойства нет, – проговорил Малуф.

– Разумеется.

Я поднялась по лестнице обратно до следующей площадки. Тут только сообразила, что даже если Паркер будет отстранен от полетов, то все же не лишится своего права голоса при выборе кандидата.

– Я никому ничего не скажу, но тебе следует в самое ближайшее время обратиться к врачу. Просто, быть может, и не к нашему летному.

Я чуть было не предложила ему свою помощь, но душа моя была все ж не столь широка, чтобы в ней нашлось достаточно места для жалости к придурку Паркеру.

* * *

В дни запуска вычислителям до самого старта обычно делать совершенно нечего.

Мы уже провели расчеты параметров на случай использования альтернативных окон запуска и смоделировали множество возможных траекторий сближения, что позволяло Клемонсу и руководителю запуска в случае задержки принимать решения на основе уже имеющейся достоверной информации, но нам все равно надлежало находиться в Центре управления запусками вместе с остальной частью нашей команды.

Хелен играла в шахматы с Рейнардом Кармушем, а я мысленно прикидывала наиболее перспективные места на траектории, откуда, если что-то пойдет наперекосяк, можно было бы с минимальными рисками вернуть экипаж лунной миссии на Землю.

Мы вечно говорим о том, что инженеры создают проблемы, а вычислительницы их решают. Что правда, то правда… Натаниэль дал вычислительному отделу список возможных точек возврата, а затем спросил, как нам доставить астронавтов домой при самых различных неблагоприятных стечениях обстоятельств.

Объясню проблему обстоятельнее… Космический корабль класса «Сириус» собран из приблизительно 5 600 000 деталей, включенных в почти миллион систем, подсистем и узлов. Даже если каждая деталь обладает надежностью в 99,9 процента, все равно в ходе полета, возможно, выйдет из строя аж 5600 из них. Таким образом, вопрос вовсе не в том, сломается ли что-либо на пути к Луне, а в том, когда и что именно. В общем, дефект выявится в космическом корабле, мчащемся в безвоздушном пространстве вдали от Земли со скоростью, быть может, даже более двадцати пяти тысяч миль в час, и когда такое произойдет, то времени на вычисления у нас точно не окажется. Идея моего мужа состояла в том, чтобы загодя создать максимально обширную библиотеку решений потенциально возможных, хотя еще и не возникших проблем, и тогда необходимый расчет окажется под рукой как раз вовремя – всего лишь в считаные минуты, а не после многочасовых напряженных вычислений.

Сегодня вечером, когда до старта оставалось целых три часа ожидания, расчеты действий в различных точках следования корабля, направляющегося к Луне, в случаях всевозможных отказов различных его систем, были приятным способом скоротать время. И да, спорить не стану, я – человек странный. Однако не одна я такая.

Перед Натаниэлем, сидящим на своем посту, была стопка отчетов, и он в своих раздумьях грыз карандаш. Перед Пузырем лежала не менее внушительной толщины стопка бумаг – хотя, учитывая, что речь сейчас шла о его детище, это было уж совсем неудивительно.

Конечно, работали не все. К примеру, Паркер с Клемонсом самозабвенно общались с журналистами в «аквариуме» – так все мы называли находящееся на возвышении обособленное застекленное помещение посреди Центра управления запусками.

Сегодня у Паркера, к моему удивлению, не наличествовало даже и следа хромоты.

Так что, черт возьми, с ним было? У него не полиомиелит, уж точно. Мама бы сказала наверняка, но на примете у меня сейчас не было никого, кого бы я могла спросить, будучи совершенно уверенной, что о моем интересе не прознает и сам Паркер. Может быть, спрошу у своего доктора, когда зайду к нему за очередной порцией «Милтауна».

– Опять?! – Кармуш со стоном откинулся на спинку кресла. – Когда-нибудь… Клянусь, что когда-нибудь я одержу победу над тобой.

Хелен, скрестив на груди руки, усмехнулась.

– Блажен, кто верует.

Он хмыкнул и, наклонившись вперед, осмотрел доску.

Я опустила карандаш.

– Если хочешь просто победить, так сыграй со мной.

Покачав головой, Кармуш продолжал пристально осматривать доску. Он потянулся вперед за пешкой, взглянул на Хелен и отдернул руку. Вполголоса что-то пробормотал по-французски, и относилось это что-то, видимо, либо к происхождению Хелен, либо к вариантам игры. В любом случае голос его звучал раздраженно.

– Est-ce qu’elle vous bat de nouveau?[29] – произнес подошедший ко мне