рассказать. У нас плохие отношения. Она – дочь врача, заставила меня на себе жениться. Бегала за мной, устраивала засады у моего дома. В конце концов, забеременела от меня, и я вынужден был на ней жениться. На недели я исчезаю из дома и не встречаюсь с ней. Только из-за сына я иногда вижусь с ней».

«Знайте, что вы не единственный, кому не верят. И мне говорят, что я рассказываю сказки. Есть люди, которым тяжело представить то, что вы пережили».

«Я был красивым ребенком, эсэсовец-гомосексуалист изнасиловал меня. Из меня текла кровь. Я страдал от страшной боли, кричал и кричал, и чем сильнее кричал, тем нацист получал большее наслаждение».

К. Цетник смолк и заплакал. И она плакала вместе с ним. «Я переходил от одного эсэсовца к другому за деньги, которые они платили первому, кто затащил меня в постель». Он продолжал плакать: «Все время я ищу человека, который бы меня пожалел, который бы понял меня. Не нашел. И жена меня не понимает».

Участие Наоми позволило ему рассказать о своем свидетельстве на процессе Адольфа Эйхмана. «Это был первый раз, когда я вышел из дома. Необходимость рассказать миру, что произошло со мной, ребенком, дала мне силы поехать в Иерусалим».

На процессе Эйхмана он потерял сознание.

«Я должен был рассказать это тому, кто мне поверит. Прочитав «Саула и Иоанну», я понял, что встретил настоящую писательницу, и почувствовал, что я выздоравливаю».

Она хотела ему сказать, что она – плоть от его плоти, но язык не поворачивался, только слезы лились и лились по ее щекам. Разговор, который продолжался до заката, был неожиданно прерван появлением нарядной большегрудой женщины. Это была его жена. Она пришла забрать мужа. Писатели расстались друзьями. Следующая их встреча состоялась в кафе на улице Дизенгоф. Всю дорогу в кибуц она не могла успокоиться. Долгие ночи она боялась сомкнуть глаза под влиянием рассказов К. Цетника. И каждую ночь заглядывал в окна ужас, окатывающий ее холодным потом. В мыслях ее было: ты, девочка, бывшая свидетельницей огненных клешней Дьявола на земле. К. Цетник, сумевший рассказать о страхе и ужасах Аушвица, потерпел неудачу в своей последней книге, не связанной с темой Катастрофы. Слабость его, как писателя – в простоте письма.

«Я знал, что могу писать о том, что со мной было в прошлом, но не способен к сочинению художественной литературы»

Он очень переживал свою неудачу. Все, что он хотел рассказать о Катастрофе, – рассказал. Жена давила на него, чтобы он попробовал писать на другую тему, чтобы освободиться от наваждения Катастрофы.

Горы Гильбоа сожжены пламенем солнца. Засушливый пейзаж лишен всякой надежды. Израиль пребывает в глубокой депрессии. Здоровье подводит его. Наоми замкнулась в своей горести, зная, что атаки со стороны левого крыла в кибуце подобны впрыскиванию яда в кровь Израиля. 18.08.67 он записывает в своем дневнике:

Встретился с Гилатом, Эзрой и Полче. Все вроде настроены дружески. Но я чувствую зависть ко мне, к моим условиям, к моим возможностям, к Наоми, к Дити. Нельзя им рассказывать что-то важное, только – мелочи, не вызывающие зависти. Дело в равенстве и зависти. Как от этого защититься, что делать, если ты получил более хорошие условия по праву более выдающихся качеств – твоих, твоей жены, и дочери, и каких-то косвенных обстоятельств?

Наоми велит ему отдыхать, не суетиться, успокоиться. В начале новой страницы дневника, 3.09.67 он рассказывает:

Вчера, у Хаима Коэна и Михаль Наоми была очень возбуждена письмом, полученным от Мириам Эшколь. Она переслала письмо солдата к главе государства. Он рассказывает, что ночью через реку Иордан на Западный берег, и солдатам приказано стрелять по любому, кто ночью нарушает границу. На следующий день обнаруживается, что погибли женщины и дети. Солдат считает, что его вынуждают убивать. Дело передано правительству на обсуждение. Так рассказала Мириам Эшколь. Но не сказала, каковы результаты этого обсуждения. Такой же рассказ слышала Наоми от члена кибуца Бейт Альфа Реувена Трайбера, которому, в свою очередь рассказал его товарищ, тоже солдат. По просьбе Мириам Наоми показывает письмо тем, кому она доверяет. На Гиди это письмо, оно не произвело особенного впечатления. Сказал, что это ужас, но нужно проверить, кто отдал приказ стрелять, было ли это в течение короткого-то времени или нет. Показала Пинхасу Розену. По его словам или, вернее, намекам, он что-то такое слышал от министров правящей партии. И Розен спросил, прекратилось ли это. Сказал, что это просто ужасно, но следует проверить. И он проверит. Но пока не сообщил о своей проверке, хотя прошла неделя.

Я хочу пойти к Менахему Бегину и рассказать ему. Считаю это своим долгом. Наоми не дает мне это сделать. Всю деятельность она сохраняет для себя. Хаим Коэн тут же связался с военным прокурором и сегодня с ним переговорит. Наоми предложила целый план войны против Даяна. Понятно, что Эшколь не может продолжать свою работу на посту премьер-министра. Он стар и болен. Осталось ему еще два года до конца каденции. Что же будет потом? Они предлагают Игаля Ядина. Каковы его качества? Мнения их разделяются. Оба, Хаим Коэн и Наоми, считают, что он человек прямой и честный, вырос в семье истинных сионистов. Жена его очень амбициозна. Он менее амбициозен, но хочет заняться политикой. Хотели его сделать президентом университета, но он отказался. Хаим говорит, что Ядин – человек мудрый. Затем мы прослушали главу из книги Хаима Коэна о суде над Иисусом. Написано интересно и даже убедительно, однако не хватает исторических фактов. Книга написана на отрицании существующих исторических доказательств.

Разговор о планах против Даяна велся со многими предостережениями, чтобы не попасть в сложное положение. В этом они правы.

Эшколь встретил ее усталым и мрачным. «Я не в силах сомкнуть глаза ночью, знай, Наоми, я делаю это во имя наших солдат и нашего народа. Если наши солдаты жестоки, значит, мы растим чудовищное поколение», – сказал он, показав секретное письмо от членов своей фракции. Группа социалистов сообщала, что на иорданской границе, на мосту Алленби израильские солдаты хладнокровно убивают арабских женщин и детей.

«Не занимайся больше этим сам. Дай твоим людям разобраться в этом чувствительном деле», – вмешалась в разговор жена Эшкола Мириам. С тех пор, как с ним случился сердечный приступ, она боится за его здоровье, зная его сильный и активный характер.

«Я постоянно слежу, чтобы оружие применялось солдатами только в соответствии с законом и справедливо! Это – одна из главных моих забот», – сказал Эшколь. Он дал