Шрифт:
Закладка:
Мнения членов кибуца резко разделились. Одни призывают закрепиться на освобожденных землях, ставших частью страны. Другие же кричат, что их необходимо вернуть. А мужа Наоми больше всего беспокоит пробудившийся в стране дух милитаризма. Герои войны, увенчанные наградами и орденами, боевые генералы и простые солдаты ведут себя вызывающе. Министр обороны Моше Даян высокомерно говорит, что израильтяне – непобедимый народ. Словно и не было ужасных преступлений, совершенных врагами-арабами – жестоких убийств, изнасилований, грабежей… Беженцы из Хеврона требуют справедливого суда над убийцами их близких и родных, но Даян их, как бы, не слышит. Во имя установления дружеских отношений с побежденными, он готов стереть из памяти прошлое. Израиль и Наоми видят в этом предательство еврейского народа.
На собрании членов кибуца, посвященном солдатам, погибшим в Шестидневной войне, Израиль вызывает скандал. Ораторы изощряются в восхвалении блестящей победы в этой войне, Израиль же встает с места и предупреждает: «Бывают ситуации, которые выглядят, как победа, но выясняется, что они ведут к катастрофе». «Погибли парни, отдали свои жизни. Как ты осмеливаешься сказать, что великая победа это катастрофа?!»
У народа головокружение от победы. Из резиденции Президента Наоми приходит приглашение на чествование начальника генерального штаба Моше Даяна.
В первых рядах сидят министры и генералы с семьями, за ними остальные гости. Президент Залман Шазар ведет вечер. Он благословляет всех присутствующих и начинает говорить о Красной Розе, матери-социалистке начальника генштаба. Вдруг его взгляд сосредоточился на пятом ряду, и он с пафосом в голосе говорит:
«Если бы дали в руки писательнице Наоми Френкель биографию Красной Розы, благословенной памяти, она бы написала большой роман. Я прошу Наоми Френкель выйти на сцену, чтобы все увидели, кто мог бы написать о Красной Розе».
Режиссер Суламифь Бат-Дори, жена Реувена Вайса (Саул в романе Наоми), шепнула мужу: «Еще один старик влюбился в Наоми Френкель.
Стоя на сцене, Наоми заметила, что друг юности смотрит на нее. Но жена Реувена, которая намного старше его, резко осекла мужа…
Ее книги – во всех магазинах, в каждом доме. Восторженные рецензии следуют одна за другой. Литературный критик Барух Курцвайль хвалит ее прозу устно и письменно. Он говорит об органическом сочетании универсальных мотивов с мотивами еврейскими, и особенно в завершающем третьем томе, о ее диалектическом мышлении, хвалит ее мастерство, как прозаика. А в газете» Аль Амишмар» (На страже), тесно связанной с коммунистами пишут, что третий том «Сыновья» – антикоммунистическая книга. Опыт показывает, что тот, кто пишет против них, становится их заклятым врагом. У них это не пройдет. Но на общем хвалебном тоне эти уколы не чувствительны.
«Это слишком умная книга, – обеспокоен Израиль, – ее популярность недолговечна…»
Иерусалимская интеллигенция в восторге от Наоми Френкель. Гершом Шалом прочитал книгу на одном дыхании, поцеловал жену Фаню и сказал: «Это большая литература. Колоссальная. Эта страна мала для нее. У этой маленькой женщины нет границ. Любую проблему, интересующую ее, она решает». Наоми в смятении слушает его, а он продолжает: «Чего-то в ее иврите не хватает. Такая мудрая женщина должна более углубляться в священные тексты, в Гемару. Надо больше изучать еврейские источники. Широта ее таланта безгранична».
«Не беспокойся, Шолем, это дело временное. Она одолеет язык священных книг. Незнание их не убавляет и не прибавляет к тому, что она большая писательница», – говорит Израиль.
Гершом Шалом продолжает: «Литература Агнона – великая литература. Он самый великий наш писатель. Но, все же, он зажал себя в тисках иудаизма. И поэтому наша малышка превзошла Агнона. Ее духовная палитра намного шире». Шалом говорит, что все время уговаривает Агнона прочесть трилогию «Саул и Иоанна», но Агнон остается Агноном. Он, как всегда, отговаривает: «Ты прав, трилогия лежит на тумбочке у моей кровати. Я ее прочту».
Трилогия становится главным произведением новой ивритской литературы. Министерство образования ввело Наоми Френкель в программу обязательного изучения в школах и в экзамены на аттестат зрелости. Ее часто передают по радио. Ей беспрерывно звонят и поздравляют с третьим томом. Ее вызывают к телефону в секретариат кибуца. Услышав, кто говорит, она чуть не падает в обморок.
«Госпожа Френкель, я – К. Цетник, – голос взволнован, – прочел вашу трилогию «Саул и Иоанна», нахожусь под огромным впечатлением вашего правдивого описания прихода Гитлера к власти. Обычно так не пишут. Я прошу о встречи с вами». От волнения у нее во рту пересохло.
«Встретимся в офисе авиакомпании «Эль-Аль», в Тель-Авиве, на улице Алленби».
Настоящее имя известного писателя К. Цетника – Ихиел Динур. Его книги произвели большое впечатление на читателей, выходят массовыми тиражами. Реалистические описания ужасов Катастрофы в книгах «Саламандра», «Кукольный дом» потрясают воображение. Книги безжалостно бросают читателя в адский круг чудовищных событий. Бесчеловечность, которую не смог создать Дьявол в самых чудовищных ситуациях, не позволяли Ихиелу Динуру приблизиться к человеку. Личные имена, фамилии, названия мест, мельчайшие подробности жизни его героев привели ее к языкам пламени в печах Аушвица. Сама его проза дышала смрадом преисподней.
В кресле, напротив нее, сидел очень худой человек, среднего роста, с изможденным бледным лицом. Он непривычен к беседам с людьми, говорит медленно, отдельными словами. Он рассказывает ей о том, что его подозревают в преувеличении ради успеха книг. Он клянется ей, что все, им написанное, – истинная правда. Он рассказывает, что связался с жителями квартала «Меа Шеарим», и смог рассказать им о Катастрофе, потому что они ни на миг не сомневались в его правдивости. Верили каждому его слову. Он сказал ей, что жизнь его – не жизнь. Когда он почувствовал, что должен рассказывать и рассказывать, он оставил жену и сына и спрятался в снятой им маленькой каморке. Там и писал. «Только там я смог восстановить все, что со мной произошло. Даже жене я не смог это
