присягу говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и рассказала о проведённом ею сравнительном анализе яда, найденного в крови жертвы, и зелья во флаконе, изъятом при аресте и обыске из сумочки обвиняемой. Химические составы двух жидкостей были идентичны.

– Флакон, переданный вам для исследований и фигурирующий в деле в качестве вещественного доказательства, был полон, когда попал в ваши руки? – спросил прокурор, указывая на бутылочку, принадлежавшую ранее Дине Расс.

– Не на сто процентов.

– Отлитого из него количества хватило бы, чтобы отравить жертву?

– Да, убитому подлили буквально несколько капель – это очень ядовитое зелье, для гарантированной смерти человека большой дозы не требуется.

– Перекрёстный допрос, – поднялась Вэллери. – Мисс Карвет, разве флаконы с зельями принято заполнять всклень? Разве обычно не оставляют небольшое пространство между крышкой и жидкостью? Как всегда поступают фармацевты с лекарствами?

– Да, оставляют.

– Небольшая нехватка зелья во флаконе не могла быть связана с тем, что его изначально залили не под завязку?

– Конечно, могла. Разницу в три-пять капель я бы не заметила на глаз, даже если бы видела флакон сразу после его наполнения.

– Таким образом, невозможно достоверно установить, что количество зелья во флаконе моей подзащитной уменьшилось после того, как он попал в её руки?

– Я установить этого никак не могу – первоначальную массу флакона мне никто не сообщал.

– Однако весьма вероятно, что роковые капли попали в стакан жертвы именно из этого флакона? Того, что фигурирует в деле, и на котором имеются только чёткие отпечатки обвиняемой и больше ничьи? – напористо спросил прокурор.

– Да, это вполне вероятно, зелье то же самое, которым отравили жертву, – подтвердила Аманда.

Вэл вновь просияла улыбкой и отпустила свидетельницу. По залу прошелестели лёгкие недоумённые шепотки, во взгляде женщин-присяжных промелькнуло сочувствие к обвиняемой, адвокат которой так вяло борется за свою подзащитную. Им казалось, юристу стороны защиты следовало бы активнее вмешиваться в напористые действия обвинителей-мужчин хотя бы из чувства женской солидарности! Недовольство зрителей усилилось, когда адвокат не пожелала подробнее расспросить и сотрудников банка, рассказавших о визите Эшли Бартона в кабинет обвиняемой и об их шумном выяснении отношений, после которого бывший начальник безопасности вышел из дверей в подозрительно заторможенном состоянии.

Прокурор начал вызывать свидетелей из числа сотрудниц Хоупа, чтобы доказать прямыми свидетельскими показаниями, что смертельный яд, отравивший жертву, совпадал с производившимся лабораторией скандальных ведьм. Адвокат опять не проявила желания провести перекрёстный допрос, ограничилась лишь странными просьбами к суду.

– Обвинение уже присоединило к вещественным доказательствам метлу моей подзащитной. На заседаниях Большого Жюри, на которых рассматривалось дело ограбления банков, материалы были пополнены восьмью мётлами ведьм-налётчиц и их напарника гоблина-полукровки. Поскольку мою подзащитную судят не только за убийство, а по совокупности преступлений, прошу доставить остальные мётлы в зал суда, как часть вещественных доказательств по текущему процессу, – попросила адвокат, нарочито озабоченно перелистывая материалы дела и потрясая листком с разбирательства Большого Жюри. – И возвращаясь к полугоблину: хотелось бы дополнить заключения психиатров, касающиеся его состояния, стандартной карточкой арестованного, заполняемой в тюрьме сведениями об его имени, росте, весе, размере одежды и так далее.

Окружной прокурор пожал плечами, недоуменно переглянулся с помощником и заявил, что возражений не имеет. Судья уточнил, насколько быстро можно исполнить просьбу адвоката защиты, получил ответ, что в течение получаса, и дал своё согласие на пополнение материалов дела и доставку мётел.

– Защите необходим перерыв в заседании, пока ожидаются материалы дела? – спросил судья, и прокурор ехидно хмыкнул.

– Нет, ваша честь. У защиты нет намерения затянуть процесс, как померещилось стороне обвинения. Мистер Соммерс может продолжать вызывать свидетелей, – иронично поклонилась Вэл в сторону оппонентов.

Откашлявшись, окружной прокурор пошептался с помощником и они, видимо, пришли к консенсусу, что состав преступления доведён ими до сведения суда и присяжных заседателей достаточно ясно. Обвинению осталось добавить прямые подтверждения того, что обвиняемая находилась на месте преступления в момент его совершения. И таковые подтверждения у них имелись: в тот двенадцатичасовой промежуток времени, что патологоанатом определил как интервал наступления смерти убитого, подзащитную Вэл увидела из окна соседка Бартона. Та самая говорливая и увлечённая шпионскими сериалами дамочка, что проживала с семьёй в тёмно-сером доме.

Судья предупредил зал, что свидетелем по делу вызывается непосвящённый человек, и напомнил о санкциях за нарушение закона секретности. Пристав сходил за женщиной в комнату для свидетелей, и она приняла присягу с таким видом, словно сбылась мечта всей её жизни – выступить с важными показаниями на громком, нашумевшем процессе. Прокурор недаром сделал ставку на эту леди: упрямое, отражающее готовность к борьбе выражение её лица доказывало, что она не отступится ни от единого слова своих показаний, как бы ни наседал адвокат защиты. Похоже, её хорошенько подготовили к выступлению – женщина, приветливо общавшаяся с Вэл, когда та заходила к ней спросить о пропавшем соседе, теперь смотрела на неё, как на кровного врага. Ознакомившись с показаниями в материалах дела, Вэл усомнилась, что женщина сразу абсолютно уверенно опознала виденную ею незнакомую девушку спустя две недели после того, как та привлекла её мимолётное внимание. Да, соседка Бартона действительно думала, что видела тогда Дину Расс, но её убеждённость в этом в прокуратуре как следует укрепили, чтобы никто не смог пошатнуть показания такого полезного для них свидетеля. К сожалению, как раз тщательно отредактированные свидетельские показания, основанные уже не столько на первоначальной убеждённости в верности своих слов, сколько на стойком самовнушении, что они безусловно верны, воспринимались присяжными с максимальным доверием.

Отвечая на вопросы прокурора, свидетельница назвала своё имя, сообщила, что занимается хозяйством и детьми, проводя дома большую часть своего времени. Её семья десять лет проживала бок о бок с Бартонами, и погибшего она знала довольно хорошо. Когда к ней пришли полицейские и сообщили об убийстве соседа, для них с мужем эта новость стала сильным потрясением.

– Посмотрите внимательно на обвиняемую. Скажите, вам доводилось видеть её ранее? Вживую, а не на фото?

Свидетельница чуть наклонилась вперёд, впилась глазами в Дину Расс, выдержала драматическую паузу и заявила в тишине замершего зала:

– Да, я её видела!

– Где?

– Возле дома Бартона Эшли.

– Когда?

Свидетельница назвала вечер того дня, что значился в заключении Кэтрин как максимально вероятное время убийства.

– Что она делала возле его дома?

– Этого я сказать не могу. Я видела, как эта девушка (выразительный тычок пальцем в сторону