— Как прикажете, Михаил Александрович, — ответил почтительно слуга.

Войдя в комнату, Михаил огляделся. Первым, что привлекло его внимание, был секретер из карельской березы с ажурной вставкой ручной работы. Обыскав его и открыв все ящики, он не нашел ничего интересного. Он обыскал ее стол, кровать и даже шкаф с несколькими платьями, но ни писем, ни записок не нашел. Вытерев холодный пот со лба, Невинский удрученно сел на стул, лихорадочно обдумывая, что же делать дальше. И тут он вспомнил фразу одной из своих давних любовниц:

— У меня слишком много бриллиантов, чтобы хранить их в шкатулке. К тому же воры стали такими наглыми. Потому я прячу их в своем белье среди нижних рубашек, это так романтично…

Михаил вскочил на ноги и с новым порывом приблизился к комоду, стоящему в углу комнаты. Едва он открыл верхний резной ящик, как в нос ударил знакомый запах лаванды, цветочно-травяной, легкий, мягкий и одновременно свежий и прохладный. Запах, который принадлежал Маше. Он настойчиво и с каким-то сладострастием принялся перебирать ее белье, ощущая, что ему нравится это глупое занятие. Он почти сразу наткнулся на тонкий голубой чулок и, вытянув его из сложенного белья, начал внимательно рассматривать. Ему вдруг представилась Маша, именно в этих чулках, совершенно обнаженная, но далее этого образа фантазия его не пошла, так как он ощутил, что начинает возбуждаться. Выругавшись, засунул прелестный чулок обратно и сосредоточился на дальнейшем поиске.

Когда он добрался до второго ящика, где лежали нижние рубашки девушки, Невинский обнаружил нечто такое, что заинтересовало его. Холщовый сверток лежал в самом низу, на дне, и прикрыт батистовой сорочкой. Он проворно вытащил его и положил сверху на комод. Нетерпеливо развязав тесьму, он увидел несколько предметов, которые были завернуты в ткань: два закрытых золотых медальона, маленький черный мешочек и толстую книгу, вышитую цветными нитями. Михаил раскрыл маленький черный мешочек и достал оттуда серебряный кулон с огромным синим сапфиром округлой формы. Невинский уставился ошарашенным взором на камень, понимая, что, если сапфир действительно настоящий, как ему отчетливо показалось, такой большой камень стоит баснословных денег.

Однако Михаил тут же засомневался в подлинности камня, ибо не верил, что Маша, имея в руках такое сокровище, не продала его, когда сильно нуждалась, и не обеспечила себе безбедную жизнь. Он вновь покрутил кулон в руках, видя, что он очень старый, а камень все же выглядел подлинным. Нахмурившись, он решил сегодня же свозить эту драгоценность ювелиру, чтобы проверить, действительно ли девушка обладала таким сокровищем, или он просто принял побрякушку за редкостный самоцвет. Проворно сунув кулон в мешочек, он спрятал его в карман своего камзола, намереваясь в короткий срок выяснить ценность этой вещи.

Далее он раскрыл золотые медальоны. С двух изящных портретов, выполненных в одном стиле, на него смотрели мужчина и женщина. В париках, в шелковой светлой одежде, на миниатюрах были изображены молодая дама и импозантный мужчина. Отчего-то Невинский сразу же узнал их, это были Озеровы, видимо, родители Маши. Когда-то в молодости Михаил был знаком с ними и даже пару раз бывал на балу в их доме. Захлопнув миниатюрные портреты, Михаил осознал, что Чемесов говорил правду, и Машенька действительно из русской, знатной дворянской семьи.

Именно в этот миг Михаилу вспомнилась история, произошедшая с ним в Москве. Тогда он спас от злых собак двух девочек. И он вдруг отчетливо вспомнил, что тех девочек-дворянок кондитер называл по фамилии, Озеровы. А одна из них, темноволосая, обладала такими же редкими, цвета сапфира, глазами, какие были в настоящее время у его гувернантки Мари. Опешив от этого вывода, Невинский судорожно сглотнул, понимая, что много лет назад видел Машеньку Озерову, когда она была совсем девочкой, и подтверждением тому были ее глаза.

Тут же в мысли Михаила ворвалось еще одно странное воспоминание о молоденькой цыганке, которая также была невероятно похожа на Машу. Та девушка, которая гадала ему, имела распущенные длинные темные густые волосы. И именно в тот момент, когда она сказала, что он влюбится во второй раз, Михаил, хоть и был изрядно пьян, отчетливо запомнил ее яркие, синие, чудесные очи. Невольно вспомнив слова Чемесова о том, что Маша долгое время жила с цыганами, Михаил окончательно остолбенел. Эти умозаключения вконец ошеломили его, и он задрожал всем телом, понимая, что дважды в своей жизни встречался с Машенькой Озеровой, и вот словно некая неведомая сила вновь привела девушку в его дом.

Его нетерпеливый взгляд упал на яркую шелковую книгу, лежащую на комоде. Невинский быстро открыл ее. Первая строчка, написанная красивым женским почерком, привела его в удивление, она гласила: «Я вновь в Москве. Как и когда-то давно, когда была Машенькой Озеровой…»

Невинский с интересом прочитал первую страницу, затем вторую, на которой Маша кратко описывала свою жизнь в лавке кондитера, временами упоминая детство в поместье родителей в Москве. Затем она начала описывать свои воспоминания о дворе Екатерины Алексеевны и первую встречу с Чемесовым. Поняв, что это дневник Маши, Михаил с упоением и жаждой узнать больше о жизни девушки принялся читать строку за строкой, впитывая в себя все воспоминания, написанные ее рукой.

Неожиданно часы на камине пробили четыре часа, и он осознал, что провел в ее спальне уже более часа. Боясь оказаться застигнутым врасплох, он быстро завернул медальоны обратно в ткань и убрал их на прежнее место, под сорочки. Проверив в кармане камзола мешочек с ценным кулоном, он сжал в руке дневник Маши, в котором было исписано несколько десятков страниц, и покинул ее комнату, решив прочитать его до конца, трепеща при мысли о том, что сможет наконец прояснить всю тайную жизнь этой притягательной девушки.

Стремительно направившись в свою спальню, Михаил на ходу окликнул Трофима. Отпустив слугу с поста сторожа, он быстро собрался и уже через четверть часа следовал верхом в южную сторону столицы, намереваясь показать старинный кулон знакомому ювелиру и в течение часа вернуть камень на место, в комод девушки. Спустя тридцать минут он уже скакал обратно к дому, обуреваемый мрачными и возбужденными мыслями о том, что камень действительно оказался подлинным сапфиром. Едва ювелир посмотрел на самоцвет, как затрясся в благоговейном ужасе, заявляя, что этот подлинный камень очень редок и очень опасен, его владельца могут убить, чтобы завладеть таким сокровищем. Михаил же на это заявление ювелира прореагировал спокойно и спросил, сколько может стоить подобный кулон. На это ювелир ответил, что стоимость камня не менее полумиллиона рублей, а то и больше, но точно не может сказать, поскольку никогда не видел, чтобы подобные сапфиры продавались. После этих слов ювелира Невинский замолчал и, лишь убрав камень обратно в мешочек, поскакал обратно в усадьбу, намереваясь как можно скорее вернуть драгоценность на место, так как не хотел, чтобы девушка сочла его вором.

Он успел до ее возвращения и, кратко осведомившись у дворецкого о Мари и успокоенный тем, что она еще не приходила, вновь поднялся в ее комнату и положил мешочек с камнем в сверток. Облегченно вздыхая, он вышел из ее комнаты, а его мысли отчего-то не оставляло недоумение, отчего девушка, обладая таким сокровищем, голодала, когда он принял ее на службу в свой дом? Это не укладывалось в голове Михаила. Он не мог понять, отчего она не продала камень? Подсознательно он чувствовал, что с этим кулоном как будто связана еще какая-то тайна, и надеялся, что, может быть, когда-нибудь она расскажет ему об этом.