Решение пришло в долю секунды.

– Я с Вами! Заколите одно место под меня. Выезжаю спехом! – выкрикнул Алька, не дав возразить. Покидал в рюкзак все наличные деньги.

Музыкантам удалось втиснуться в транспортный самолёт, на котором летела бригада врачей и военно-полевых хирургов – в помощь группе Чазова. В пути узнали, что разрушения затронули едва не половину Армении. С тем же самолётом летел могучий великан с внимательными умными глазами. Алька с придыханием узнал в нём знаменитого спортсмена: двукратного олимпийского чемпиона по классической борьбе в тяжелом виде Юрия Борейко. После окончания спортивной карьеры он защитил кандидатскую диссертацию. С началом перестройки активно выступал на митингах, где привлекал внимание острой критикой в адрес властей. В последние годы Борейко стал известен как член межрегиональной демократической группы, близкий к Гавриилу Попову.

Общительный Алька, досконально знавший спортивную карьеру знаменитости, нашёл случай познакомиться, и оставшийся путь с восхищением пересказывал герою его собственные спортивные подвиги. Кому не нравится, когда нас любят? За время полёта они стали приятелями.

Медиков ждали с нетерпением. Тотчас повели к поджидающему вертолёту. Подошли и к Борейко – судя по костюму, один из местных чиновников. Поздоровался аккуратно.

– Мне поручили вас встретить и передать благодарность за отзывчивость. Но нам сейчас не до агитации.

– Мне тоже, – отреагировал Борейко.

– Но Вы не представляете… Порядка сорока тысяч погибших. Множество инвалидов. Огромное число под завалами. Армия не справляется.

Он кивнул на солдат, бегущих строем к военному вертолёту.

– Тем более, раз армия не справляется, ей нужна помощь. Добровольцев ведь принимаете?

– Да, конечно. Но там даже целых домов нет. Только-только устанавливаются палатки с отоплением…

– Годится, – перебил его Борейко. Подтянул двумя пальчиками. – Слушай, я ведь не только горлан. Я ещё и мужик. Надо разгребать завалы – разгребу не хуже прочих. Веришь?

– Как не поверить, – чиновник болезненно поморщился, – двух пальчиков хватило, чтоб повредить плечо. – Что с вами делать, летите… Я позвоню, чтоб встретили.

Вопросительно глянул на Альку.

– Мы вместе, – выпалил тот. Подбежал к приятелям-музыкантам. Сунул рюкзак с деньгами.

– Добавьте, чтоб вместе с вашими!

Наспех пожав руки, припустил следом за Борейко.

Ещё с вертолёта открылось удручающее зрелище. Города внизу не было. Панельные дома под ударами стихии сложились костяшками домино. Кое-где клыками торчали сохранившиеся остовы кирпичных стен. Сплошные строительные руины. Поднимались в морозное небо дымы. То там, то сям среди развалин возникали всполохи пожаров.

Борейко не отрывался от люка. Крупное скуластое лицо вплющилось в стекло. По щеке сползала слеза.

– Что ж, потрудимся, – прорычал он.

С земли всё выглядело ещё страшнее. Боль и ужас человеческие обрушились на добровольцев сразу по прилёту.

Количество предполагаемых жертв исчислялось в десятках тысяч. Выжившие бродили по зимним улицам – без тепла, пищи, медикаментов, – больницы в руинах, автодороги, по которым могла бы быть подвезена помощь, блокированы трещинами.

Но уже вовсю шли первоочередные работы. Устанавливали отапливаемые палатки, в которые сносили искалеченных, обмороженных людей. Развёртывали полевые кухни. У завалов рычали экскаваторы, к пожарам пробивались пожарные команды.

Подвезли на вертолётах и выгрузили пирамиды гробов. Опознанных тут же хоронили.

Борейко, наскоро кинув чемоданчик в выделенной палатке, сразу включился в работу. Деятельный, энергичный, он мигом сколотил вокруг себя бригаду из студентов-добровольцев, которую охотно использовали в помощь военным, пожарным. Работать приходилось чем придётся: ломами, молотками. На второй день их переключили на расчистку завалов. Прежде всего, там, где сохранялась надежда обнаружить под обломками живых. На месте разжились ножовками, зубилами, кувалдами. Не было даже кусачек, и арматуру приходилось пилить вручную. В темноте – при свете фонариков. Прожекторов в городе не было. Борейко работал, не зная устали. Огромный, распаренный, голый по пояс среди мороза, он сдвигал неподъемные камни и плиты, заменяя собою шагающий экскаватор, которых не хватало. Он торопился спасать. Кажется, убеждённый, что если не спасёт он, не спасёт никто. Старался не отставать от бригадира и Алька. Порой действительно удавалось обнаружить и вытащить выживших. Иногда невредимых, больше – искалеченных. Но гораздо чаще это оказывались трупы. С каждым днём живых находилось всё меньше. На исходе дня, обессиленные, доползали до палатки и рушились на скатки. Но уже с первым рассветом неугомонный бригадир принимался теребить бригаду, – подъем, ребята! Время не ждёт.

На пятые сутки к Борейко подбежал старый, ссохшийся от горя армянин. Ухватил за рукав.

– Ашхен, Ашхен! – объясниться не мог, по-русски не говорил вовсе. Побежали за ним следом – к развалинам кирпичного одноэтажного дома, – видимо, жилище старика.

– Ашхен! – гортанно кричал он, припадая к одной из плит, закрывавших вход в подпол.

Бросились на землю, вслушиваясь. Тишина.

Кажется, несчастный старик тронулся от горя. Развели сочувствующе руками. Потянулись назад.

Оббежал, рухнул на колени.

– Ашхен! – умоляюще зарыдал он. Принялся хватать руки, целовать.

Острослухий Алька вновь припал к земле, поднял руку, требуя тишины. Наконец, поднялся.

– То ли чудится… Как будто детский плач, – неуверенно сообщил он.

– Будем работать, – принял решение Борейко. – Отрезаем кусок плиты, пробуем приподнять. Другого варианта нет. Ну что? Вперёд за орденами?

Пытаться подогнать экскаватор было бессмысленно, – подхода к руинам не было. Пришлось работать вручную: пилили, долбили, крошили. Час-другой-третий. Сменяли друг друга. Только старый армянин отказывался смениться. Упрямо поднимал и опускал лом.

Кое-как отделили часть плиты, острым узким углом перекрывающую вход вниз. Места, чтоб поднять, было на одного.

Борейко склонился, поднатужился, пробуя, будто штангу на помосте. С усилием чуть приподнял. Бросил.

Оборотился к Альке, уже изготовившемуся с фонариком в руке.

– Не слабо, однако, – озадаченно прикинул он. – Разве что с полминуты… Замешкаешься, там и останешься. Готов?

Алька нетерпеливо кивнул. Ещё двое с боков приготовились подсунуть ломы.

– Ну, с нами Олимпийские боги! Пошли!.. – зарычал Борейко страшно и потянул плиту вверх. Он ещё приподнимал, когда Алька вьюном уж ввернулся в щель.

Борейко приподнял плиту на уровень груди. Ноги будто вросли в землю, трицепсы канатами ходили по спине его, страшные, с верёвку жилы взбухли на висках.

Тут увидели, что подставленные ломы под непомерной тяжестью принялись сгибаться, – силы оставляли гиганта. Кто-то бессмысленно попытался ухватить сбоку – помочь.

Бросились к щели с фонариками:

– Олежек, милый! Быстрее!

– Да зацепилось тут! – невнятно послышалось из подземелья.

Борейко, помогая себе, зарычал. Рычал, чем дальше, тем яростней. Вскинул голову.

– Ну же, вы там! – простонал он, то ли Альку торопя, то ли небесам грозя.

– Держите! – послышалось из щели. У Альки приняли обвисшего ребёнка. Следом – стал виден он сам. Самые бесстрашные ухватили за руки, потянули. Рухнет плита – ни рук, ни ног не останется. Успели-таки.

– Всё! – крикнули Борейко. В следующую секунду плита упала, разметав известковую пыль. А сверху на неё лёг богатырь. Да так и лежал, раскинувшись. Разбросав руки. Из порезанных ладоней хлестала кровь.

Старик жадно выхватил из чужих рук внучку, побежал к «скорой помощи», поджидавшей в проулке.

– Что надо старичина, – оценил Алька. – Его бы в нашу молодёжную бригаду.

После того случая Алька прозвал Юрия