Шрифт:
Закладка:
— Какова же ваша истина, Кьелл? — спросил Алот в замешательстве.
— Э, мою истину я тебе не отдам, даже и не думай, — нахмурился бледный эльф. — Свою найди. Да и вряд ли она тебе подойдёт. Моя истина — моя любимая женщина, — он отрешенно улыбнулся, — Она — моя вселенная, мой смысл жизни, мое все. Да, это может показаться примитивным и глупым, но тут я не могу ничего с собой поделать, — он рассмеялся.
— Но ведь в вашей жизни есть идеи, вещи, и желания помимо этой… истины, — нахмурился Алот. — Совокупность того, что делает вас вами, намного сложнее ваших чувств к Онеказе II.
— Ну, можно принять истину, а можно без остатка раствориться в ней, — пожал плечами Кьелл. — Я не собираюсь отказываться от себя — наоборот, я себе очень даже нравлюсь, — он скорчил нарочито напыщенную физиономию, впрочем, быстро сменившуюся улыбкой. — Ладно, хватит умствований, тем более, что мы уже пришли, — Хафйорн как раз открыл дверь в самое крупное из деревянных строений, и приглашающе махнул рукой.
«Интересно, как дела у моей истины?» — подумал Кьелл, пропуская друзей вперед себя. «Все ли хорошо, все ли ладно у моего прекрасного тропического цветка? Надо сказать, воспоминания о ней диссонируют с моим окружением не меньше, чем сама Мертвая Льдина — с жарким и полным жизни Дедфайром.»
Вдруг, его воспоминание о королеве Хуана обрело невероятные четкость и резкость, сродные присутствию богов, и он как наяву увидел Онеказу, сидящую на малом троне в ее саду на крыше. Королева, серьезная и властная, общалась с незнакомым Кьеллу матару, но очень быстро отпустила своего собеседника небрежным жестом. Она непонимающе огляделась, но вот ее взгляд нашёл глаза бледного эльфа, и на губах Онеказы расцвела мечтательная улыбка.
«Все ли у тебя хорошо, милая?» телепатически обратился к ней гламфеллен, даже не пытаясь осмыслить свои действия. И, как ни странно, ему пришел ответ — эмоции нежности, уверенности, и нетерпеливого ожидания. Непонятное явление тут же развеялось, оставив после себя стойкое чувство нереальности происходящего.
«Ну, мало ли, флюктуация какая от избытка божеской силы в воздухе,” подумал он, проходя в дом за Хафйорном. «Гм, если тут и правда мой ворчливый дядюшка Римрганд виноват — спасибо ему, и неважно, реально это видение было, или нет.»
Длинный дом мог похвастаться обстановкой, прекрасно знакомой Кьеллу — за дверью находилась общая зала с разбросанными по полу шкурами, многочисленными столами, и открытым очагом, полным тлеющих углей. Освещали строение пованивающие рыбой лампы на стенах. Одна только деталь была несомненным местным колоритом — длинный дом тянулся не вширь, а вглубь. Местные расширялись, все глубже закапываясь в фирн и глетчер[17] гигантской льдины.
— Гётвадья[18], Вальбрендхюр, — обратился Хафйорн к ворошащему угли очага бледному эльфу. — Со мной новые пилигримы. А ещё у меня радость — встретил родича по отцу. Познакомься, это Кьелл Лофгрен.
— Хайо, Кьелл, — рукопожатие этого разумного было крепким, а сам он пропах приятными кухонными запахами. Приметный ожог на половину лба добавлял красного в снежно-белую гамму цветов его лица. Одет он был, как и другие встреченные по пути Вестники, капитально и по погоде — в долгополую рубаху из меха морского зверя. — Садитесь за стол, все, освежитесь с дороги.
— Хайо, — Кьелл присел за ближайший стол, и приглашающе махнул друзьям, начавшим устраиваться рядом. — Благодарю за гостеприимство. Так, на всякий случай: мы будем что-нибудь должны тебе?
— Ничего, брётир[19], — добродушно засмеялся Вальбрендхюр. — Вы — гости, да и не взял бы я денег с родича этого олуха, — он кивнул на Хафйорна, двинувшегося к выходу. Тот только усмехнулся на эту нелестную характеристику. — Его родич — почти что мой родич. Вот, утолите пока жажду. Сейчас подоспеет еда, — он с натугой приподнял немалого размера бочонок, и установил его на стол.
Кьелл с довольным возгласом подхватил одну из в изобилии стоящих на столе деревянных кружек, и подставил её под врезанный в бочонок металлический краник. Наполнив кружку пенным напитком, он с удовольствием пригубил.
— Пробуйте, — он кивнул товарищам на бочонок и кружки. — Текеху, хоть римсйодда и холодна, как лёд, она согреет тебя лучше пуховой перины. А ещё я уверен, что попробовав её, ты, Эдер, больше и в рот не возьмёшь дирвудское горькое и вонючее пойло, а ты, Алот, позабудешь свою любимую аэдирскую сладкую водицу. Да и с твоей врер чиорой она посоревнуется, Константен, — заинтригованная этой беззастенчивой рекламой, компания принялась наполнять кружки.
— Я буду очень предвзят, — понюхал содержимое своей Эдер. — Если после всех твоих оскорблений в сторону моего пива эта жидкость окажется заурядным элем — будь уверен, я это тебе долго буду припоминать, Кьелл, — блондин сделал решительный глоток, и его глаза округлились в крайнем удивлении. Ничего не говоря, он надолго припал к кружке.
— То-то же, — засмеялся Кьелл. — Что скажешь, Алот?
— Необычный напиток, — аэдирец пробовал содержимое своей кружки с видом бывалого сомелье. — Мягкий вкус, но крепость приличная. Вы были правы, Кьелл, мне нравится.
— Экера, неплохо, пусть и менее сладко, чем я люблю, — впервые со времени их высадки на Льдину заговорил Текеху. — И, как ты и сказал, Кьелл, согревает. Мои челюсти больше не сводит от этого адского холода.
— Мои сородичи назвали этот напиток «защитой от мороза» не из поэтического преувеличения, — довольно жмурясь, бледный эльф прихлебывал из своей кружки. Подошедший тем временем Вальбрендхюр, добродушно скалясь, поставил перед каждым тарелку, полную исходящих паром рыбных филе. — А вот и закуска, дакклат[20], Вальбрендхюр, — тот дружески кивнул в ответ на благодарность.
***
— Ну что, народ, — проглотив последний кусок жареной исе, пряной и соленой, с отчетливым вкусом пивного маринада, Кьелл обратился к друзьям. — Примирились малость со снегом и холодом? — ответом ему были кивки и разнообразные невнятные выражения согласия, высказанные сквозь рыбу и пиво.
— Знаешь, командир, я готов простить все твои недостатки как командира, да и
