Она подняла голову и спокойно ответила:

- А пес их знает. Один через другого, мало ли их идет. Я и не спрашиваю!

- Может, раньше что приносили?

- Нет, эти в первый раз.

- А в лицо запомнила?

Она покачала головой.

- И в лицо не признаю. Один - то совсем прятался, в сенях стоял, а другой все рыло воротил. Только и видела, что рыжий. Да мне и в мысль не приходило разглядывать.

Я смущенно вздохнул.

- Ну, так пока что хоть вещи побереги.

С этими словами я попрощался со скупщицей и вышел из комнаты. К моему удивлению, один из охранителей окликнул меня у порога:

– Ваше благородие, если интересно, они что – то за Второе Парголово шептались...

Пока удача не отвернулась от меня, я помчался в контору и распорядился, чтобы к вечеру была готова обыкновенная, запряженная в одну лошадь телега, такая, в какой чухонцы возят в город молоко. Телега должна была быть также с очень скрипучими колесами. В нее положили два пустых бочонка из-под молока, несколько рогож и связку веревок.

Для экспедиции мне предоставили бравого унтер-офицера Смирнова и отличавшегося необыкновенной силой городового Курленко.

Приготовившись, я уже собирался выходить, когда случайно брошенный взгляд на Курленко заставил меня призадуматься.

«А что, если грабители не решатся напасть на мужчину, да еще такого здоровяка?» — подумал я.

- Курленко, ты женат?

- Так точно, Ваше благородие!

- Ступай живо домой, надень кофту и юбку жены, а голову повяжи теплым платком.

Курленко привык исполнять приказания без размышлений и с изумительной быстротой. Возвратясь в кабинет, я присел у стола. Слегка скрипнула дверь, и на пороге появилась толстая румяная баба. Курленко в подобном одеянии со своей солдатской выправкой был бесподобен.

- Ну, с Богом...

У Новосильцевской церкви я велел остановить лошадь - надобно было ознакомить мою команду с предстоящей деятельностью.

- Ты, Курленко, пойдешь рядом с телегой. Смотри внимательно по сторонам и будь настороже на случай внезапного нападения. Если придется защищаться, пусти в дело кистень, но не злоупотребляй, бей не на смерть, а лишь для того, чтобы оглушить, - счел я необходимым предупредить хлопчика, зная, какая у него тяжелая рука. - Ты же, Смирнов, ляжешь рядом со мной в телегу, а там видно будет. Курленко, давай, закрой нас рогожей. А ты, Смирнов, поубери уже ноги… Ну, теперь трогай, шагом!

Не скажу, чтобы положение наше было удобное. Особенно плохо приходилось Смирнову, очень высокому детине. Как он ни подтягивал ноги, они все-таки предательски торчали из телеги.

Вокруг стояла глухая тишина. Только скрип колес нашей телеги нарушал это тяжелое и зловещее безмолвие. Мы миновали Второе Парголово и въехали в сосновую рощу. Пора было поворачивать обратно. Я уже собрался было сделать распоряжение, как вдруг вблизи от нас раздался легкий свист.

- Будьте начеку! - шепнул я.

Предупреждение оказалось своевременным. Едва Курленко успел вынуть из кармана своей женской кофты кистень, как был схвачен злоумышленником за горло. Двое других окружили телегу, а четвертый держал под уздцы лошадь.

Курленко, повидавший на своем веку и не такое, ничуть не растерялся перед черной рожей грабителя и сплеча ударил его в ухо. Тот с глухим стоном, как сноп, свалился на землю.

Подобная прыть «чухонки - бабы» привела в замешательство двух товарищей злодея, лежавшего без признаков жизни, однако, после секундного колебания они бросились на Курленко.

Наступила пора действовать и нам. Первым выскочил из телеги Смирнов, за ним я. Мне казалось, что одно наше появление обратит в бегство нападающих, но разбойниками овладела ярость. Они, не заметив у нас в руках оружия, решились на кровавую расправу, пустив в ход ножи и знакомую мне толстую дубину.

Но полицейские чины, как и я, не раз подвергавшиеся нападениям, прошли хорошую школу, и все приемы самообороны были ими изучены до тонкости на практике.

Смирнов ловко уклонился в сторону от бросившегося на него с поднятым ножом бродяги и ударом ноги в живот сбил противника с ног. Тот завертелся от боли. Злоумышленник, державший лошадь, завидев подобный исход, благоразумно дал стрекача. Преследовать его в такой темноте было бесполезно.

Пока Смирнов вязал веревками побежденного им негодяя, я с Курленко старался обезоружить моего старого знакомого — Михалыча, которого я сразу узнал. Сделать это было нелегко: он отлично владел суковатой дубиной и не подпускал нас на близкое расстояние.

Как оказалось, первый негодяй был не из робкого десятка. Скоро очухавшись после оплеухи, он поднялся, подло подкрался к занятому Смирнову и стал яростно бить того по спине ножом...

Когда видение схлынуло, я в последний миг перехватил руку подонка, вывернул и подсек его под ноги, повалив на землю. Подоспевший ко мне на выручку Смирнов, со всего маху двинул того тяжелым сапогом в голову, от чего сознание тут же покинуло грабителя во второй раз.

Уже втроем нам наконец удалось скрутить прыткого Михалыча.

Закончив баталию, мы привели в чувство первого бродягу, наиболее пострадавшего от наших рук, и, сложив эту живую кладь на телегу, тронулись в обратный путь, вполне удовлетворенные результатом ночной экскурсии.

– Николай Александрович, – обратился ко мне Смирнов, – это самое... Позвольте поблагодарить за свою спасенную жизнь. Теперича, я до гробовой доски ваш должник...

– Пустое, Смирнов, – махнул я рукой. – Разве можно было поступить иначе.

***

Наутро Купцова в кабинете я не застал. Оттого, я даже с некоторым удовольствием сам приступил к допросу и начал, конечно, с Михалыча.

Городовой ввел ко мне рослого плечистого детину, который при входе скользнул по мне глазами, а затем отвел взгляд в угол. На угрюмо - вызывающем лице его еще сохранились следы сажи.

Городовой вышел и оставил нас одних.

- Ну, сударь, как же тебя звать? - задал я обыкновенный вопрос.

- Не могу припомнить! - последовал ответ.

- Забыл, значит? Как же это так?

- Да так! Имя больно хитрое. Поп, когда крестил, во хмелю был… Уронил меня, вот я и забыл! - говорил задержанный, все еще глядя в сторону, но речь его принимала все более и более наглый оттенок.

- Что уронил то, оно и видно, - говорю я. - А что же это ты, бедняга не помнящий, по ночам с дубиной на большой дороге делаешь?

- Ничего… Так… Хожу, значит, по своим надобностям.

- Какая же такая надобность у тебя была вчера, например, когда ты напал с шайкой на нашу