Сомнения вызывает приводимая в современной исторической литературе[116] информация о формировании боевых дружин 27 апреля и вооружении их заранее. Все статьи первого номера «Известий…» от 29 апреля указывают на то, что дружины начали формироваться 28 апреля. Так, в заметках «На защиту новой власти» и «Формирование дружин» говорится, что вчера, т. е. 28 апреля, было произведено изъятие винтовок в Баку со всех полицейских участков и производилась спешная запись в рабочие и студенческие дружины[117].

В заметке «Известий…» от 30 апреля, посвященной работе Объединенного союза (профсоюзов), говорится о том, что 27 апреля утром им позвонили из Совета профессиональных союзов и предложили разойтись, оставив несколько дежурных, так как Красная армия перешла границу и возможны налеты полиции на рабочие организации. Налетов не было, и полиция была разоружена 28 апреля[118]. Тем не менее 27 апреля «работники коммунисты разошлись по своим заранее определенным местам».

О положении в Баку 27 апреля красноречиво говорит также то, что даже в 9 вечера генерал-губернатор Баку Тлехас продолжал уверять журналистов в том, что город находится под контролем и всякие незаконные собрания будут пресекаться[119]. Однако, как саркастически отметил один журналист, в канцелярии «почему-то справлялись, есть ли … русские паспортные книжки»[120].

Сложно себе в этом контексте представить картины из книги «Чингиз Ильдрым» И. Кятибли[121], которые впоследствии перекочевали в учебную и популярную литературу. Как бакинцы и журналисты могли не заметить красные флаги на военных кораблях Азербайджанского флота, да еще и 27 апреля в 10 утра? Как можно было не обратить внимания на разоружение в тот же день полицейского участка?[122]

Учитывая все вышесказанное, можно с уверенностью сказать, что 27 апреля в Баку восстания не было: по городу медленно распространялись слухи о переходе Красной армии в наступление. Как впоследствии писал М.Э. Расулзаде: «Часть действующих в Баку османских турок невольно вводили людей в заблуждение такими словами: “Приближающуюся Красную армию возглавляет тюрок по имени Ниджат-бек. Полки этой армии составлены из тюрок. Большое количество солдат родом из тюрок Поволжья. Эта армия идет на помощь Анатолии, борющейся со смертельным врагом. Сопротивление, оказанное этой армии, будет равносильно помехе спасению Турции. С точки зрения великотюркского единства и мусульманской общности это равносильно предательству”»[123].

О подобных слухах можно прочитать также у других свидетелей тех событий. Вот что пишет турецкий офицер, находившийся в Баку: «Большевики, не имевшие никакого влияния и авторитета среди населения, на подходе к Баку, испытывая потребность успокоить народ, посредством Революционного Комитета распространяли информацию, будто Красная армия идет на помощь Анатолии, что турки и большевики – союзники, что комиссары исповедуют мусульманство, что губернатором Баку и комендантом назначен Рыфат-бек из османских офицеров и что Красная армия несколько дней погостит в городе, а затем пойдет в поход на Армению. Османские офицеры и учителя на автомобилях объезжали улицу за улицей, распространяя эту дезинформацию, сбивая народ с толку, и добились своего»[124].

В действительности в составе наступавших на Баку частей был лишь сформированный из добровольцев-мусульман отдельный шариатский полк под командованием тюрка-азербайджанца, уроженца Казахского уезда Елисаветпольской губернии, Зульфигара Ахундова[125].

В это время правительственные учреждения АДР в частном порядке готовились к эвакуации в Гянджу…[126]

Около полудня (по другим данным, приведенным Буният-Заде, это произошло в 4 часа дня)[127] делегация большевиков во главе с Гамидом Султановым поставила парламенту ультиматум о передаче власти в 12-часовой срок[128]. В последнем номере официальной газеты АДР «Азербайджан», вышедшей уже 28 апреля, содержится информация о попытке создать из лидеров парламентских партий (М.Э. Расулзаде, К. Карабекова, А. Сафикюрдского, С.А. Агамалова, А. Кардашева) комитет во главе с М.Г. Гаджинским с чрезвычайными полномочиями для поиска компромисса с большевиками[129].

Но бакинские большевики не планировали идти ни на какие компромиссы. Во-первых, компромисс с небольшевистскими политическими силами противоречил принятому ранее решению Кавказского краевого комитета РКП(б)[130]. Во-вторых, они понимали, что в Баку нет сил, готовых защищать лидеров «Мусавата» и оказывать сопротивление большевикам.

Глава парламентского комитета, созданного для ведения переговоров, Мамед Гасан Гаджинский стоял за внешнеполитическую ориентацию Азербайджана на Россию, независимо от того, какой она будет: красной или белой, – и задолго до переворота пытался наладить контакт с бакинскими большевиками[131]. В начале апреля 1920 года, когда победа красных в Гражданской войне в России стала очевидной, Гаджинский попытался создать коалиционный с бакинскими большевиками кабинет министров. Получив отказ от коммунистов, по воспоминаниям А.Г. Караева, Гаджинский заявил ему, что теперь он сам является большевиком, и даже получил об этом письменное подтверждение за подписью М.Д. Гусейнова[132].

В начале апреля 1920 года на контакт с коммунистами вышли заместитель министра обороны АДР, один из отцов-основателей Азербайджанской армии и, в прошлом, активный участник борьбы с Бакинской коммуной, Али-Ага Шихлинский[133], а также представитель наиболее боеспособных азербайджанских частей Карабахского отряда Велибеков, действовавший от имени генерал-губернатора Карабаха Хосров-бека Султанова и Нури-паши[134].

Министр обороны Азербайджана Самедбек Мехмандаров если не искал контакта с большевиками, то находился во фронде к мусаватистам. Показательно, что, несмотря на принятый в армии АДР головной убор – папаху, Мехмандаров продолжал демонстративно носить генеральскую фуражку «царского» образца, за что получил язвительное прозвище «министр в фуражке»[135]. Такая позиция министра обороны была замечена большевиками. По воспоминаниям сына генерала, отец, вернувшись домой после последнего заседания парламента АДР 27 апреля, заявил, что представитель большевистской фракции в парламенте имел с ним разговор, что против своего народа он не выступал и что уходить со своей родины не собирается[136]. После прихода к власти коммунистов 28 апреля Мехмандаров передал все дела Военкоммору Ч. Ильдрыму. В своем последнем приказе он призвал всех своих бывших подчиненных продолжать служить Азербайджану при новой власти: «Сего числа я сдал свою должность вновь назначенному советской властью военному и морскому комиссару Чингиз(у) Ильдрым(у). Объявляя об этом, я на прощанье выражаю свою сердечную благодарность всем моим дорогим сослуживцам за их честную и доблестную службу. Не сомневаюсь, что они и при новой власти также будут служить честно и доблестно на благо всем нам дорогого Азербайджана. Прощайте, от всей души и от всего сердца желаю всем вам, от самого старшего до младшего аскера, всякого благополучия, успеха и счастья как в трудовой, так и в семейной жизни. Дай-то Бог»[137]. Позицию Мехмандарова по отношению к