почувствовал, как где-то внутри меня поднимается страх. Холодный, липкий, костлявой рукой сжимающий сердце. Я почувствовал, как мои лёгкие на мгновение остановились, перестав качать кислород. А то, что я называл душой, рухнуло в пятки, едва не опорожнив мой мочевой пузырь. В ту секунду мне хотелось лишь умереть прямо там, на месте, от ужаса. И больше никогда не видеть ни этой полянки, ни небольшого полукруглого холмика с девятью чёрными цветами.

Это была сорда. Малефикар-прима с девятью чёрными цветами.

А это означало, что все горожане уже мертвы. Все, абсолютно все. И тут не важен ни доход, ни возраст, ни положение в обществе. Мёртв и бравый маршал по кличке Старик. И здоровенный Гаррет. И бордель маман с красной улицы. И новорожденный младенец. Все мертвы, все.

Даже я.

Я стоял ещё с полминуты, не веря в происходящее и в то, что я собственными глазами видел на этой самой поляне. Кусочки паззла, который я пытался разгадать весь день, наконец-то сложились у меня в голове, встали на свои места, словно зубцы шестерёнок на ветряной мельнице.

Старик сам мне всё рассказал. Сам. Ещё днём. А я дурак ещё подумал, что всё обойдётся. Мало ли в Лирране чернокнижников сжигали, верно? Такая ведь охота на ведьм была после первоначальной вольницы. Создатель, какой же я идиот! Надо было бежать. Бежать сразу, как только вообще услышал про чернокнижников. Или сразу после того, как валялся возле башни и заливал кровью мостовую. Теперь-то уже поздно. Теперь…

И в тот же миг я почувствовал, как в тело разом вонзились сотни мелких игл. Это сработала руна, та самая, что я оставил для себя в качестве сигнала. Я даже не вздрогнул. Я ждал этого. Обречённо подняв голову, я увидел, как между деревьев мелькнул кусок белой ткани.

Это была она. Именно она. В белом саване, в том самом, в котором её затащили на костёр. Он мелькал, словно щупальца медузы из южных морей, среди ёлок и сосен, и был абсолютно, кристально белым, словно ни гарь, ни сажа не тронули его в последние минуты жизни ведьмы. И тем сильнее белоснежность самого савана контрастировала с чёрным, обгоревшим до костей лицом сорды. Она двигалась плавно, плыла над буреломом и валежником, словно призрак. Да она и была призраком, тонкие головешки её сгоревших дотла ног не касались земли.

Сорда медленно выплывала из-за деревьев, приближаясь к черным, в цвет её испепелённого тела, цветам. Конечно, она меня заметила. Заметила и сразу поняла, кто я такой. Когда мои глаза и её опустевшие глазницы встретились, я клянусь, я увидел в них улыбку. Плотоядную улыбку победителя, уверенного в своём превосходстве. Уверенного в том, что ему не помешают.

Видимо, она попыталась как-то повлиять на меня. Наверняка, подчинить взглядом, как ту девушку в овраге у дороги. Подчинить, притянуть к себе и высосать досуха, как она делала уже двадцать семь раз. Заставить меня заглянуть в чёрные глазницы, в которых нет дна.

Она попыталась, да. И тут же я почувствовал, как моя защита лопнула. Как взорвался невидимый пузырь, оберегающий меня от ужасной магии малефикара. Сорда неистово заорала, словно по лицу ей ударили чем-то горячим. Она отшатнулась, отлетела к краю поляны, не прижав своими неживыми ногами ни единой травинки.

А я словно очнулся ото сна. Развернувшись и пользуясь передышкой, которую мне дала использованная руна, я припустил во весь опор. Я ломился сквозь лес и те самые ветви, что ещё недавно чуть не выцарапали мне глаза. Я спотыкался, падал, расшибал колени, снова поднимался и снова бежал. Я нёсся, не разбирая дороги и, клянусь Создателем, слышал за спиной мерзкий призрачный хохот.

Хохот победителя.

Я и сам не заметил, как преодолел эти два несчастных километра. Я никогда не бежал так быстро. Когда я, наконец, вырвался из объятий леса и оказался на опушке рядом с ветхой лесопилкой, я едва мог дышать. Сердце выскакивало из груди, отбивая ритм какого-то заводного южного танца, мне незнакомого.

На огни, горящие в крепостных башнях, я смотрел с тем же благоговением, с которым праведник смотрит на Столпы Создателя.

И в тот же момент я разревелся.

Слёзы катились по моих щекам, а сам я грязными и измазанными в чёрной лесной грязи пальцами вытирал эти ручьи. Слёзы ужаса, неописуемого, почти первобытного страха бежали по моим щекам. Я, арканолог с десятилетним стажем, участвовавший в охоте на самого настоящего демона, мужчина тридцати трёх лет от роду, стоял на опушке ночного леса и плакал навзрыд, словно маленький мальчик.

Потому что надежды больше не было.

Глава 6

Главного маршала я поднял с постели.

Я ворвался к нему в дом, когда тот уже собирался отходить ко сну. По крайней мере, непохоже было, что законник собирался на ночное патрулирование в пижаме и ночном колпаке.

Я до смерти перепугал его жену, эту толстую, но, судя по лицу, вполне добродушную женщину, когда плечом выбил дверь в их жилище. Глава семьи едва сгоряча не порубил меня в капусту взявшимся буквально из ниоткуда ятаганом, однако вовремя успел остановить удар. Он ошалевшим взглядом рассматривал меня, облепленного коркой грязи, пока я слепо шарил по его дому в надежде найти хотя бы глоток чего-то крепкого.

Наверное, я смахивал на безумца. Дёрганный, на грани нервного срыва (или уже за ней?), изнеможенный от страха и усталости, я метался по кухне, словно загнанный зверь. Мои руки никак не могли успокоиться после панического бега по лесу, и мне срочно требовался алкоголь. Какая угодно брага, какие угодно помои, лишь бы унять без остановки колотящееся сердце.

На столе я отыскал бутылку бренди. Не знаю как. Наверное, на ощупь.

— Го-господин арканолог? — удивлённо произнёс он, пряча за спину ятаган. — Что с вами?

— Немедленно эвакуируйте город, — произнёс я, вытирая обожжённые алкоголем губы.

Толстуха за его спиной испуганно ахнула.

— Ч-что…

— Говорю, — повторил я, — всех немедленно вон из города. Всех. Абсолютно. Мужчин, женщин, стариков, детей. Всех. Давайте, Тьма вас побери, будите бургомистра, священников, стражников своих, караульных, пожарные команды. Действуйте, ядрёна вошь, маршал вы