точность — тем лучше результат. Уже не раз было доказано, что руны поиска лучше всего работают, если их вписать в правильные геометрические фигуры: квадраты, треугольники, шестиугольники…

Так что мы слонялись от одного угла города к другому. Гаррет с интересом наблюдал за моей работой, однако не мешал и с расспросами не лез, за что я был ему благодарен. Руны всегда требовали аккуратности и особого таланта чертёжника. Любая ошибка могла перечеркнуть всю работу. И хотя сами руны поиска не считались сложными, а я уже давно не был сопливым учеником, от ошибок это меня не страховало. Поэтому нарушать концентрацию досужими разговорами мне не хотелось.

Пару раз к нам подходили патрульные и интересовались, чем я, собственно, таким занимаюсь. Я их даже отчасти понимал. Стоит рядом с крепостной башней какой-то тип и малюет углём пентаграммы. У меня бы тоже возникли вопросы. Слава Создателю, Гаррет, которого в среде стражников похоже неплохо знали, каждый раз отгонял особо ретивых служак. Два раза удалось отшутиться и бросить многозначительное: «По приказу главного маршала». В третий раз пришлось прикрикнуть. Что-то молодому стражнику во мне не понравилось.

Примерно к шести вечера я закончил работу. Точнее — заканчивал.

Закатное солнце ласково облизывало каменную верхушку крепостных стен. Где-то надо мной лениво позёвывали караульные с копьями наперевес. Благопристойные граждане и мелкие лавочники потихоньку разбредались по своим домам, в окнах разгорался тусклый оранжевый свет ламп и свеч, а вереницы бродяг и нищих медленно шагали по улицам, отыскивая место, где можно переждать ночь, не попавшись на глаза страже.

Где-то вдалеке раздавались полупьяные вопли и низкий женский смех. Город дневной засыпал, просыпался город ночной. Лавочники сменялись гуляками, попрошайки — головорезами, а вольготные утренние патрули — собранными и подтянутыми стражниками-ветеранами, прошедшими Чёрную переправу и Сорново поле.

День сменялся ночью, но город не вымирал, а продолжал жить. Как и всегда в таких местах. Я же надеялся закончить свою работу за час-два максимум, чтобы успеть хотя бы ненадолго присоединиться к ночному веселью.

Я аккуратно довёл линию. В целом, после того как рисунок завершён, всегда следует приступ мигрени. Так руны сигнализируют об обнаруженных магических эманациях. Чем они сильнее, тем сильнее приступ, всё просто. Это ощутят все в области поиска, у кого есть хотя бы толика магического дара. Маги, арканологи, особо набожные священ…

В ту же секунду по голове словно ударили молотом.

Я упал на колени, выронив кусок угля, которым чертил руну. По глазам пробежала чёрная пелена, сузив окружающий мир до одной-единственной точки, едва видимой из-за всполохов черноты. Отключился слух, обоняние и, кажется, вообще возможность связно мыслить. Всё моё существование превратилось в одну лишь боль, от которой хотелось раздирать на себе кожу и вырывать зубы. Я ощутил, как что-то влажное капает мне на ладонь, струится по подбородку и течёт по шее. Кровь, хлынувшая потоком из носа.

Кажется, я стонал. Точно не помню. Или выл.

Приступ продолжался недолго. Всего минуту. Но за эту минуту я понял, что ощущает еретик, когда его голову зажимают пыточными тисками Белые Храмовники.

— Господин арканолог… — донёсся до меня чей-то голос на краю слуха. — Господин арканолог…

Я продолжал стоять на коленях, глядя возвращающимся зрением на серый камень мостовой.

— Господин арканолог! — разобрал я, наконец, голос Гаррета. Судя по всему, он тряс меня за плечо и пытался поставить на ноги.

— Щас… — прохрипел я. — Щас я… Воды…

— На, на вина, — ответил он, торопливо поднося что-то к моим губам. — Пей.

Словно маленький телёнок, я принялся шарить губами, пока стражник чуть ли не силой влил мне в горло вино из фляги. Вино было креплёным, жутким и отдавало сивухой, однако это было именно то, что нужно. Я закашлялся, захрипел, вино пошло не в то горло, и, обжигая нёбо, выплюнул эту дрянь.

— Твою-то мать, у тебя кровища хлещет!..

— Знаю, знаю. Вроде остановилась. Сейчас, погоди…

Перевернувшись, я с размаху уселся задницей прямо на мостовую. Прислонившись спиной к крепостной стене, я молча смотрел на закатное небо и глотал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на зимний лёд.

— Это что сейчас такое нахрен было?! — с праведным возмущением в голосе спросил Гаррет.

— Поиск… — произнёс я, стараясь выровнять дыхание. — Руны поиска… Тебя что, тоже скрутило?

Я спросил, потому как парень держался за висок. Наверняка, в роду было что-то типа бабки-знахарки, а сам парень получил малую толику магического дара. Правда, совсем крохотную. Настолько, что её почти не было видно.

— В голову стрельнуло, да, — ответил он. — Но не так, как тебе. Я думал, когда ты упал, что тебя вообще наизнанку вывернет. Ты ещё стонал так… раненные при смерти так не стонут. Ещё раз. Это что было такое?

— Заклинание поиска, говорю же. Ищет малефикаров…

— Кого?

— Злых духов, твою мать. Слушать будешь?

— Угу.

— Так вот… — продолжил я. — Нет, дай ещё этой дряни, опять голова кружится.

Отхлебнув богатырский глоток из протянутой фляги, я тут же пожалел о своей опрометчивости. Дрянное вино вновь обожгло рот, и я чуть ли не силой заставил себя проглотить его. То ли от омерзения, то ли от ударной дозы сивухи, мне полегчало окончательно.

— Ну и бормотуха, — произнёс я, возвращая флягу. — Как ты это вообще пьёшь?

Гаррет лишь пожал плечами. На войне вообще из водорослей гнали. Так что это ещё вполне неплохое.

— Так вот, возвращаясь к твоему вопросу, Гаррет. Я сейчас только что просканировал город и его ближайшие окрестности на наличие злобных духов. По идее, у все, у кого есть магические способности, должны были ощутить головную боль. Насколько сильную — зависит от силы злого духа, сиречь малефикара. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю, — отозвался Гаррет, — не тупой. И что, каждый раз так крутит?

— Дай ещё…

— Нет, — ответил я не своим голосом после очередного глотка. — Не всегда. Так меня ещё ни разу не крутило.

Я заметил, как в глазах Гаррета промелькнуло понимание ситуации. Понимание, от которого у парня на коже выскочили мурашки.

— Дело дрянь?

— Это ты ещё складно выразился, дружище.