Шрифт:
Закладка:
Я пытался вспомнить до деталей все, о чем говорилось в той очень смелой, даже по тем временам, передаче. Задумка власть имущих была проста и гениальна. Ведь открытого захвата предприятий народ бы, скорее всего, не допустил, может, даже возмутился, а так все случилось законно и вроде бы правильно. Сам механизм был рассчитан на то, чтобы представители «элиты» с помощью приватизации стали собственниками большей части государственного, а точнее, народного имущества. Зная истинную цену приватизационным бумагам, они организовывали липовые инвестиционные фонды по легальному отъему у населения этих ваучеров, а по сути — их маленькой доли государства. Предприятия продолжали работать, как работали, только уже с изменившимся собственником; и если раньше прибыль от реализации продукции шла непосредственно в казну государства, то после приватизации она почти вся оставалась в карманах новых владельцев, что еще больше подстегнуло экономический крах целой страны. Простые же рабочие как трудились на своих местах, так и продолжали это делать. На фоне общего бардака возмущались единицы, но их сразу увольняли, выпроваживая попросту на улицу, ведь теперь это уже были частные предприятия.
А по центральным телеканалам бесконечной чередой транслировались программы, призывающие не упустить шанс и выгодно вложить свой ваучер в нужное, как потом, конечно, оказывалось, подставное предприятие. Но самая большая трагедия того времени, по мнению телеведущего, заключалась в абсолютном молчании государства в разъяснении истинной ценности каждой выданной гражданину приватизационной бумаги. Резюме программы было такое: «Все созданное поколениями и непосильным трудом всего народа разошлось молниеносно и досталось горстке людей». И приводилась удручающая статистика: около половины населения продало свой ваучер за сумму, эквивалентную стоимости советского велосипеда, а всего один процент населения получил абсолютный контроль над всеми государственными объектами, участвовавшими в приватизации тех лет.
Эти грустные воспоминания оторвали меня от реальности, и я пропустил приход родителей. В комнату вошла мама и, подойдя ко мне, чтобы поцеловать, сообщила: «Быстро мыть руки — и к столу».
Я отложил тетрадь в сторону и подставил щеку. Люблю, когда мама дома. Одно ее присутствие уже создавало уют, и с этой мыслью я двинулся на кухню. Там уже сидели бабушка, дед и отец. Пожелав всем доброго вечера, я уселся на табурет и стал ждать своей тарелки с едой. Прежде чем начать свой рассказ, я решил: пускай все поедят, чтобы никто уже не отвлекался. Бабушка положила две картофельные зразы, зажаренные до золотистой корочки, и салат из огурцов и помидоров, перемешанный со сметаной, и я полностью погрузился в ужин. Не прошло и двух-трех минут, как я расправился с едой и, подгоняемый предвкушением судьбоносного разговора налил всем чай. Бутерброды из батона с вишневым домашним вареньем стали десертом. Но все пошло не по плану, когда в окно постучали. Сказав, что открою, я направился к входной двери. На пороге стояла соседка. Спросив, дома ли мама и получив положительный ответ, она прошла мимо меня и сразу направилась на кухню. Ее приход не входил в мои планы, и, поспешив за ней, я все еще лелеял надежду, что она быстро уйдет восвояси. Однако надежды рухнули, как карточный домик, от первого вопроса моей мамы, увидевшей соседку:
— Опять?
И, получив положительный ответ, сказала гостье, чтобы та или присоединялась к нам за столом, или проходила в комнату и ждала ее там.
«Хоть есть не стала!» — подумал я, смотря в спину уходящей в комнату женщине. Мы все знали, что такое «опять» в мамином вопросе. Это значило, что ее муж снова запил или загулял, и ей нужен совет, как ей лучше поступить. А так как моя мама никогда не отказывала в просьбах других, то к ней постоянно приходили подружки со всеми своими проблемами. И это мероприятие уж точно надолго, а для заготовленного мной рассказа нужны все члены семьи. Значит, все переносится на завтра, да, может, оно и к лучшему — утро вечера мудренее. И я сел допивать свой чай. Прихватив на один бутерброд больше, чем все, вызвал недовольство деда, но дослушивать его упрек про постоянное объедание семьи не стал. Сказав бабушке: «Спасибо, все было очень вкусно», быстренько сбежал в свою комнату. Тетрадку я спрятал на всякий случай под ковер на полу и, взяв из шкафа книжку, лег почитать перед сном. Зашедший в комнату минут через пятнадцать отец спросил:
— Что читаешь, сынок?
— Да так. — И показал обложку. По его лицу я понял, что отца что-то удивило. Я сам еще раз посмотрел на книгу, пытаясь понять, что могло вызвать такую реакцию. Дыхание у меня перехватило. Мне двенадцать, а в руках я держал роман Айзека Азимова «Я Робот». Вспомнив сразу, что в одиннадцать я еле осилил «Мушкетеров» и точно вундеркиндом не числился, виновато опустил глаза… И — о чудо! На странице, где остановился, была напечатана черно-белая иллюстрация, и я с облегчением произнес:
— В смысле, картинки листаю.
Мой ответ вполне устроил отца, но тем не менее он добавил:
— Лучше бы литературу читал, что в школе на лето задали.
Посчитав, что на этом воспитание на сегодня можно закончить, потерял ко мне интерес и улегся на диван читать свой новый журнал. Уфф! Вот это я чуть не засыпался, впредь нужно быть гораздо аккуратнее и внимательнее к мелочам. Отложив книгу, я лег на бок и стал размышлять о завтрашнем разговоре. Что бы еще добавить в текст? Очень хотелось, чтобы он был очень убедительным, ведь от результатов его воздействия будет зависеть очень многое. На этих мыслях я и отключился.
Проснулся от того, что мама застилала диван, а отец одевался на работу. Быстро вскочив с кровати и попросив их задержаться, я пустился на поиски деда с бабушкой. Обнаружив их в соседней комнате, привел в комнату к родителям. Увидев в глазах бабушки тревогу, я тут же поспешил ее успокоить:
— Ничего не случилось, только хочу что-то важное всем рассказать.
И когда все собрались, я не успел еще и рта открыть, как отец сразу же заявил:
— Только недолго, а то мы опоздаем на работу.
— Постараюсь, — пообещал я и быстро пересказал им свою заготовленную историю, якобы услышанную
