заросли. Выбор пути в сторону клубничного рая был не особо велик. Более короткий, но опасный из-за пенсионера и Чарлика, или долгий, среди кустов акации, уколы от шипов которой могли болеть неделями. Правда, в диких зарослях проще всего устроить секретное место и даже тайный шалаш. Почти у каждой особенно дружной детской компании он имелся свой собственный. В нем хранился свежий урожай из вкусных яблок или груш, ценные вещи — деревянные мечи или луки, модельки машинок, — и обязательно висела цветная тряпочка со значками отличия. Но желания посетить шалаш сегодня у нас не возникло. Мы с азартом и удовольствием накинулись на ягоды. Обычно данное пиршество продолжалось до тех пор, пока нас не «шугали» хозяева либо при отсутствии возможности уместить в животе еще хоть одну ягодку. Наевшись до отвала, но оставив немного места и для гороха, который рос почти у самого дома, мы стали просматривать дорогу для отступления. Обратный путь был коротким. Надо дождаться отсутствия во дворе хозяев, спуститься и, открыв калитку изнутри, выскользнуть на нижнюю улицу. Хозяев вроде не было, и мы направились к выходу. Сорвав попутно по паре плетей с горохом, успешно выскочили на волю. Внешний вид у нас был тот еще. Лица красные, футболки зелено-черные, ноги в ссадинах, а моя левая — к тому же и в крови. В общем, ничего нового! Такими обычно мы всегда домой и приходили. Часов ни у кого не было, но по опускающемуся солнцу было понятно, что уже около пяти-шести вечера. А значит, сейчас родители будут возвращаться с работы и надо «крутиться» на своей улице, чтобы потом не было разговоров о далеких походах и последующих за ними домашних арестах. Дойдя до ближайшей колонки, мы напились воды, привели себя в порядок, вымыв все, что хоть как-то отмывалось, и побежали в сторону дома. Путь через две улицы и огромную, уходящую змейкой вверх лестницу занял у нас около получаса. Оказавшись возле своих домов, мы сразу направились к большому бревну, служившему местной достопримечательностью. По мнению экскурсоводов, периодически заходивших на нашу улицу с группами туристов, именно на нем, и никак иначе, любил сиживать поэт Иван Саввич Никитин, некогда проживавший в соседнем доме. К этому бревну и стекалась вся детвора под вечер. Удобным это место было еще потому, что бревно находилось в прямой видимости от деревянных лавочек и столиков, на которых по вечерам заседали взрослые, и представляло своего рода «детскую комнату». Сидя на нем, мы обсуждали успехи текущего дня и строили планы на следующий. Могли также поиграть в «дурака», младшие детишки — в «пьяницу», а старшие ребята, расстелив картонку, рубились в «козла». В общей сложности детей разных возрастов собиралось около двадцати и примерно столько же взрослых. Друг друга все знали по именам, и все были как одна дружная семья. За взрослыми столиками обычно все сидели по интересам. Отдельно — деды. Тематикой их разговоров становились вкусовые качества самогона или чьей-то особенной наливки, прививка яблони или груши к новому сорту, строительные вопросы, ремонт крыши или сарая, ну и, конечно, погода. Бабки сидели ближе к нам, присматривая за нами одним глазом, больше по привычке, чем по надобности. Их разговоры были самыми неинтересными: дальше бурчания о том, кто из мужиков много пьет и мало работает, да о здоровье и давлении никогда не заходило. Мужики обсуждали чаще всего автомобили или рыбалку, поэтому мы старались садиться к ним поближе и пытались научиться у них разбираться во всех тонкостях этих занятий. Девочки и мамы, как обычно, «заседали» на кухнях, попутно готовя еду, и на вечерних посиделках их редко кто видел. Исключение представляли праздники, на которых старались присутствовать все жители нашей улицы. Вот тут женщины играли главную роль. Каждая мама к празднику готовила какое-то свое фирменное кулинарное блюдо и, вынося на общие столы, подробно рассказывала, что это за блюдо и из чего оно сделано. Праздники, к слову сказать, проходили достаточно часто, и наверное, самыми запоминающимися на них были не праздничная еда и общая приподнятая атмосфера, а веселые или, наоборот, грустные, застольные песни. А какие это были песни! Аж дух захватывало! До самой поздней ночи разливались они по родным окрестностям. Даже мальчишки, из которых редко кто обладал музыкальным слухом, все равно старались подпевать — поддерживали добрую традицию.

Но вернемся к завершению нашего похода. Добравшись до бревна и убедившись, что оказались первыми, мы сели на самые удобные места и стали ждать прихода остальных. В какой-то момент меня посетила мысль, что я теряю грань между тем, что уже было и что будет. Я невольно подумал: может, все оставить как есть и наслаждаться простой, счастливой детской жизнью. Но ответ пришел сам собой, не успел я еще даже «помахать крыльями перед полетом в облаках». Всего этого уже через год не станет. Наступят развал, бедность, возникнет чувство потерянности у целого поколения людей, не знающих и не умеющих жить и работать по-другому. С приходом «рыночной экономики», как позднее будут называть нашу новую «барыжную реальность», человек для человека станет продавцом и покупателем. В людях проявятся самые худшие их черты: жадность, озлобленность, зависть и ненависть, и в глазах практически у всех — безнадежность. Улыбались и радовались только те, кто сумел вскочить на волну предпринимательства. А поскольку предстоящих изменений все равно не избежать, то и мне самому нечего упиваться детством, а пора спасать хотя бы себя и свою семью. И то желание о продлении детской безмятежности улетучилось, как дым при сильном ветре. Вечер прошел, не принеся никаких новостей для меня. Ну, может, и к лучшему. Мама не стала настаивать на моей поездке в пионерский лагерь, и все как бы улеглось само собой. Мне даже показалось, что в семье боятся возвращаться к этой теме и хотят, чтобы она побыстрее забылась. И ладно.

Глава 3. На пути к богатству

Утро принесло море идей, будоражащих надежд, но главное — массу тревог. Меня ждала встреча с шахматистами, и как бы мне ни хотелось на нее опаздывать, проснувшись, я еще долго лежал, тупо уставившись в потолок. Сомнения, что ничего не получится, все сильнее вжимали меня в кровать и не давали подняться. Маленький человечек замыслил большое, взрослое дело. Даже не страх правил бал, скорее, всем заправляла уже паника. Но, как сказал боевой офицер Клочков, направляя 28 панфиловцев в бой: «Отступать некуда. Позади Москва!»

Эта историческая аналогия, конечно, не совсем уместная,