энергичными действиями? Страх? Тяга к раскрытию тайн, обычно свойственная путешественникам? Или внезапно овладевшее им безумие, которое по-прежнему читалось в глазах Шермана? Как бы то ни было, старый учитель быстро справился с раскопкой могилы, затем мы извлекли из ямы гроб.

Гроб оказался слегка поврежденным: одна из его стенок проломилась, и внутрь попало немного земли. Шерман поддел крышку гроба лезвием лопаты и, орудуя сельскохозяйственным инструментом как ломом, открыл гроб. Он смотрел некоторое время на высохшее тело, а мне подумалось, что столь старый труп невозможно будет опознать. Однако мои опасения оказались напрасными: покойный Парсонс страдал полидактилией, и шестой палец на левой руке легко обнаружился. Шерман также добавил: «Он ни за что не желал с ним расставаться», указывая на медальон на груди мертвеца с изображением столь странного существа и в такой необычной, но искусной манере, что я не только не смог соотнести его с чем-либо виденным ранее, но и как следует запомнить. Я же заметил: «Боюсь, он со своим лицом тоже не желал бы расстаться».

* * *

Итак, в могиле мы нашли тело Парсонса. Однако в таком случае чье тело гниет третий год в подвале опустевшего дома на К.-стрит? И какие ужасные эксперименты ученого привели к взрыву в лаборатории, не приведшему к пожару, но приведшему Парсонса к последнему пристанищу на Аркхемском кладбище, где и поныне покоится его тело, заново захороненное мною и Шерманом, найденное четверть века назад полностью обгоревшим, но с неизменным странным золотым медальоном на груди? Я так и не вспомнил, что было изображено на том медальоне, и я не стану предпринимать попытки узнать что-либо еще ни об обстоятельствах смерти аркхемского алхимика, ни о существе, что заняло его дом и поглощало кошек и грызунов, уподобившись жуткому упырю из народных преданий; и со всей уверенностью могу сказать, что этого не станет делать и Шерман, ибо Шерман уж два года как сам покоится на Аркхемском кладбище. Мой бедный старый учитель, он мог бы прожить еще несколько счастливых лет, кабы не пережитое им потрясение во время нашего невеселого приключения. В последние дни своей жизни Шерман видел жуткие сны, о которых он говорил мне, приходя в сознание; он постоянно впадал в лихорадочный бред, во время чего стонал и выкрикивал то имя Парсонса, то адрес посещенного нами дома, но чаще — слова, которые невозможно было разобрать с достоверностью, однако кои, безусловно, имели отношение к этой истории.

Что же ты думаешь на сей счет, Харрис? Только не говори, что собираешься пойти взглянуть на тело в том доме. Не стоит тебе этого делать! Это одиозное место, которое… Тебя всегда невозможно было отговорить от всякого рода сумасбродств. Пусть хранит тебя бог.

отмосфера

Туман и морок над Иннсмаутом

2019

Дорогой Лестер!

Не так много времени прошло с момента отправки моего последнего письма, однако я ощущаю острую необходимость сообщить тебе об одной находке, которая, надеюсь, заинтересует тебя так же, как она заинтересовала меня. Но не один лишь интерес заставляет меня второпях писать эти строки, но больше — страх, который гложет меня днем и ночью и о причине которого я не могу поведать больше никому: ни беременной Маргарет, щадя ее здоровье и здоровье нашего малыша, ни тем более старине Дарси, щадя его эмоциональное состояние, и без того весьма нестабильное. Меня тревожит и будоражит мое воображение то, что я узнал из документа, который мы с Дуэйном обнаружили менее недели назад в выкупленном нами доме в том городке недалеко от Аркхема, который после длительно забытья наконец начинает понемногу оживать благодаря притоку денег производителей рыбных консервов. Сомневаюсь, что кому-то из твоих и моих современников ведомо истинное название этого порта, который сейчас именуют городом Дьявола (вероятно, по названию рифа Дьявола, который был разрушен в 1928 году, но упоминания о котором все еще имеются в легендах наиболее неразвитых рыбацких деревень); однако в документе, который я приведу ниже, говорится, что его имя — Иннсмаут. Впрочем, и документом эти бумаги назвать сложно, так — записки сумасшедшего. В нашей новой недвижимости, Лестер, мы нашли, помимо всего прочего, дневник некоего Рэнделла Уивера, и текст его я хотел бы привести тебе полностью. Вот он, переписанный мною этой бессонной ночью:

«Дневник Рэнделла Уивера, рожденного в городе Иннсмаут, Массачусетс

15 января, 1913

Я не хочу возвращаться в Иннсмаут. Бросить Мискатоникский университет ради того, чтобы провести остаток жизни в Иннсмауте, — это наихудшая идея, которая только могла взбрести в голову моей матери. Она аргументирует своё требование вернуть меня домой тем, что будто бы ей нужен присмотр по старости лет, но Дайна живет у нее под боком, так почему бы ей не заняться матерью? Неужели так необходимо ломать и мою жизнь после того, как жизнь Дайны была сломана? Дьявол их всех побери: и Орден, и Иннсмаут и мою мать, и пусть о родной матери так говорить не подобает, но я так зол на нее за то, что она подтолкнула на такие действия сестру!

17 января, 1913

Она родила в прошлом месяце, но мне никто об этом не сообщил, предугадывая мою реакцию на это известие. Этим утром я добрался до города и первым, что я услышал, переступив порог дома матери, был детский плачь. Младенец не слишком болезнен и пока довольно мил, но я не могу смотреть на него подолгу, ибо начинаю думать о том, кто есть его отец, и о том, кем он станет на склоне лет, и эти мысли для меня совершенно невыносимы. Именно по этой причине я стараюсь избегать находиться в одной комнате с ребенком и Дайной, тогда как мать я, напротив, преследую. Я задаю ей один и тот же вопрос: «Зачем ты приказала мне покинуть Аркхем?», а она не может сказать мне ничего определенного, то уходя от ответа, то бормоча что-то невнятное, то попросту покидая помещение, не закончив разговор. Я опасаюсь, не есть ли все это результатом начавшей прогрессировать иннсмаутовской болезни.

19 января, 1913

Подозреваю, что сестра следит за мной. Она и мать ясно видят мое недовольство, так что неудивительно, что Дайна, матери ради, пойдет и на некоторую подлость, лишь бы удержать меня в городе. Но вот зачем? Ужели потому, что так приказали жрецы Ордена? Я чувствую, что мне не место в этом городе. Я здесь чужой. И не зря вчера на пристани на