Шрифт:
Закладка:
— Не телефонный разговор, — сказал Середин. — Зайдешь ко-мне, обсудим. Надеюсь, все для Деда подготовили? Сам проверь, чтобы не пришлось краснеть. А я буду обязательно.
Кончая разговор, поинтересовался, где сегодня Дед: дома, готовится к юбилею, или в цехе?
— На печах. Говорят, воюет злее обычного, — смеясь сказал начальник цеха. — Собирает на каждой печи горновых между выпусками чугуна и «песочит». С утра пришел ко мне, просил Андронова-сына в первые горновые перевести, парень, говорит, без отца заскучал, дело ему надо по характеру. Я, говорит, завтра буду его выдвигать. Александра Федоровича последними словами… а сына взял под контроль. Я не стал возражать. Как бы Дед в цехе послезавтра допоздна не застрял.
— А ты его сам проводи пораньше, если явится на работу, приказ напиши, поздравь — все такое, и прикажи покинуть цех в двенадцать дня, пусть идет. А то гости придут, а новорожденного не окажется. Позвони мне послезавтра в конце дня, как бы меня самого не «затерло».
XI
Виктор только что вернулся с завода, когда пришла бабушка. Она еще не виделась с сыном и невесткой после их возвращения и, не успев раздеться в передней, спросила, где Саша, сын; поняла, что его нет дома, иначе бы вышел встретить. Мать сказала, что вызвали в заводоуправление, к директору. По тревожной искорке в ее взгляде »Виктор понял, что мать ждет от этого вызова неприятностей.
— Ну, ничего, посижу, времени уже немало, сейчас кончают работать в конторе, — успокоительно заговорила бабушка, — придет он скоро…
Визит бабушки был принят Лидией Кирилловной как выражение традиционной семейной уважительности. Мать засуетилась, принесла в парадную комнату, где стояло пианино, серебряный индийской работы кувшин с крепким, только что заваренным чаем и поставила на обеденный стол, приткнутый к стене, спросила у Виктора, куда запропастился индийский фарфор, надо уважить бабушку, украсить стол.
Виктор пробормотал что-то нечленораздельное и ушел и другую комнату, не хотел портить бабушке вечер: узнав правду, мать раскричалась бы невзирая на гостью. Через дверь он слышал, как бабушка уговаривает мать оставить в покое дорогой сервиз, как бы не побить тонкой работы фарфор. Наверное, поняла, что неспроста скрылся Виктор. Слушая бабушкины уговоры, усмехнулся: все она понимает, хочет, чтобы обошлось без скандала. И легче стало на душе. Может быть, и мать почувствовала что-то неладное. И не захотела семейных раздоров в первый же день встречи со свекровью, принесла разномастные чашки и блюдца.
Когда уселись за стол, вышел из своего укрытия и Виктор, устроился рядом с бабушкой, подложил ей варенья в блюдечко, спросил, не остыл ли чай. Мать искоса, незаметно наблюдала за ними и, не совладав с собой, суховато сказала:
— Уж внучек без бабушки своей любимой и обойтись никак не может.
— Спасибо, Витенька, — сказала бабушка, будто и не слышала, каким тоном произнесла свое замечание невестка.
Вернулся отец. Вошел в комнату, увидел бабушку и невольный румянец волнения окрасил его как бы задубевшее лицо. Бабушка тяжело поднялась и без слов уткнулась в плечо сына своим широким, морщинистым лбом, припала к его груди.
— Что ты, мама, ну, что?.. — резковатым своим голосом заговорил отец. — Видишь, приехал живой, здоровый, не убыло, а то, пожалуй, и прибавил, с брюшком можно поздравить, хотя ничего в том хорошего нету.
— Ты для меня всякий хорош, Сашенька, — заговорила бабушка, отрываясь от сына. — Всякий ты для меня хорош всегда был, лишь бы здоровье тебя не подвело, лишь бы тебе жилось без волнений, без смуты душевной…
— А какие у него могут быть волнения? — притворно улыбаясь, сказала Лидия Кирилловна. — Ему-то все нипочем, ничем его не проймешь.
— Ну и не нужны волнения, и живите в согласии да мире… — говорила бабушка, краешком темного платка, который она так и не сняла с головы, утирая выкатившиеся и пристывшие на щеках слезинки. — О путевках я слышала, отдохнуть вам обоим надо, это правильно. А потом и за работу на родном заводе, все мы вместе с заводом выросли… Приехали, услышала, и не идешь, подумала, что приболел, вот сама явилась…
— Дел сразу много навалилось, Григорьева возил на «усадьбу» Гончарова, аварийную печь смотрел, к мастерам, старым дружкам, сходил…
— А сегодня тебя зачем вызывали? — нетерпеливо спросила Лидия Кирилловна и вцепилась взглядом в непроницаемое лицо мужа.
— По делу… — суховато сказал Александр Федорович. — Не сейчас об этом, успеется. Чаечку бы…
— Садись, садись, Сашенька, к столу, — заторопилась бабушка, — с улицы чайку-то самый раз, свежий чай, горячий. Лида только что заварила…
Полчаса назад, направляясь к директору, Андронов без колебаний написал заявление о зачислении в доменный цех, решил в отпуск не ездить. Войдя в директорский кабинет, первым долгом вытащил из кармана листок и протянул через стол Середину.
— За такое решение спасибо, — сказал Середин, прочтя заявление, — но вызвал я вас по другому делу. Опять в отъезд собирайтесь, Александр Федорович…
Андронов как-то осел, опал в кресле. Кровь отхлынула от лица, он глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. Середин, видимо, не ждал такой реакции.
— Откладывать нельзя, — сказал он, наблюдая за Андроновым. — Может быть, надо в чем-то помочь? Все будет сделано для вас и семьи, можете не беспокоиться. — Он подробно объяснил, в чем дело.
Андронов встряхнулся, крепко сжал грубо вырубленные челюсти, сунул листок заявления в карман.
— Раз надо — поеду! — с каким-то даже ожесточением сказал он.
— Машину ждите у дома, завтра в семь утра, — напутствовал Середин…
Устроившись за столом с чашкой чая, рядом с матерью, Андронов стал рассказывать о том, как трудно было работать без опытных помощников в чужой стране, с людьми, не знавшими русского, и как приятно было сознавать, что индийские рабочие и мастера постепенно осваивали премудрости доменной плавки, какое братское чувство зарождалось между ними, когда приходилось помогать беднякам-рабочим одеждой, а иной раз и завтрак свой делить с голодным человеком. Лидия Кирилловна время от времени вставляла свое слово, говорила, что не берег он своего здоровья, иной раз и дневал и ночевал на заводе, обедать приезжал не вовремя, будто с пожара.
Когда все было рассказано, не удержалась, словно оправдываясь, пожаловалась:
— Ничего мы и не привезли с собой, так, тряпки нестоящие, и подарить нечего…
— А я не за подарком пришла, — обиделась бабушка, — не надо мне ничего, лишь бы вы оба были здоровы да веселы — лучшего мне и не желать.
Виктор напружинился,
