*** ***

Агнес опустилась в глубокое кресло.

Сколько она здесь уже не была — года два-три? Мать-настоятельница всегда принимала ее с улыбкой и добрым словом — сколько бы она ни отсутствовала перед тем. Она всех принимала — заблудших, запутавшихся, уставших. Для каждого находила душевное тепло и слова утешения.

Кабинет совсем не изменился с тех пор, как Агнес была здесь. Он, кажется, за эти годы вовсе не менялся.

Те же светлые шторы на окнах и простой ковер без рисунка на полу. Те же кресла — для посетителей мягкие, с подушками, для хозяйки кабинета — с твердой высокой резной спинкой и подлокотниками без обивки. Тот же шкаф с реактивами сбоку и небольшой лабораторный стол для опытов, отгороженный магической ширмой. Те же шкафы с книгами — не только о целительском искусстве, но и по теории магии, философии, географии, истории. Матушка имела весьма широкий круг интересов и была отлично образованной женщиной.

Уж если где и сумеют отыскать в ауре следы влияния на разум — то только здесь. В обители, где Агнес некогда провела три с половиной года.

— Алвар Кеннет? — переспросила мать-настоятельница, покачала головой.

Она не высказала ни слова укора. Но Агнес и сама поняла.

— Так уж вышло, что мы столкнулись, — пояснила она. — Это дело, о поджоге поместья Гревилль. Он разыскивал следы Фионы… в смысле — баронессы Гревилль.

— Вы ведь подруги, — настоятельница покивала. — И что же, разыскал?

— Ну, он дал нам всем надежду. Именно он сказал, что она жива, и отчаиваться рано.

— А ведь именно этот человек когда-то разбил тебе сердце, — укорила все-таки матушка. — Вовсе не этот юный наивный барон, — она усмехнулась. — Ты, помнится, только рада была, что помолвка ваша расстроилась?

Агнес невольно рассмеялась.

— Вы тогда сразу раскусили меня. Но не выгнали взашей — за что я вам по сей день благодарна. А сейчас, — она помолчала. — Сейчас я просто хочу понять. Там, в Гревилле, я очень испугалась в какой-то момент. Испугалась, как никогда — кажется, даже когда очнулась в лагере горных троллей, такого ужаса не было. Хотя и тогда у меня имелись все причины бояться за свою судьбу! Теперь я хочу понять, чего мне ждать от себя самой. Я привыкла считать себя более уравновешенной.

— Самого уравновешенного человека можно лишить самообладания. Нужно лишь знать, куда бить. Посиди немного.

Она поднялась, принялась искать что-то в шкафу. Агнес сидела, щурясь на льющиеся в окно солнечные лучи.

— Это ведь надо знать некромантов, — приговаривала негромко матушка, выкладывая инструменты и артефакты на стол. — Для них ничего живого нет! А достопочтенный Кеннет — при всем моем уважении к его таланту и заслугам — редкостный поганец. Я порой жалею, что своими руками поставила его восемь лет назад на ноги. Вспомни, какой ты вернулась сюда три года назад!

— Я помню, — Агнес вздохнула. — Слишком хорошо. Точнее — я за прошедшее время забыла об этом. Мне казалось, надежно. А тут — увидела его, и на какой-то момент словно провалилась в прошлое.

— Только не говори, что вы снова, — матушка с ошарашенным видом обернулась к ней.

— О, нет, — Агнес замахала руками. — Нет, ни в коем случае! Тем более, — она смутилась. — На момент нашей встречи я считала, что скоро выйду замуж…

— О! Об этом я не знала.

— Стэнли просил не афишировать, — она снова вздохнула. — Как я теперь понимаю — не без умысла.

— Стэнли… граф Стэн Лонгман? — недоуменно переспросила настоятельница. — Помнится, я слышала — он намерен жениться на леди Уайетт.

— Да, я это тоже слышала. Видно, не суждено мне сделаться порядочной женщиной, женой хорошего человека, — посетовала Агнес. — А ведь… вина моя только в том, что хотела сама определять свою судьбу!

— Не стоит ставить крест на собственной судьбе. Ты еще совсем молода, всё может перемениться. А нет — разве нет у тебя уже всего, что нужно для счастья? Свое дело и место в жизни, свобода выбирать? Сколько в мире людей, которые и тем не могут похвастать? — настоятельница вернулась к ней, принялась раскладывать на столе вынутые из шкафа предметы.

Агнес с любопытством вытянула шею.

Ну да, впервые она заинтересовалась артефакторикой именно благодаря матушке-настоятельнице. Некогда дни напролет проводила в этом кабинете, читая книги или изучая диковинные предметы и ингредиенты в шкафу. Матушка-настоятельница никогда не чинила препон любознательности своих подопечных. Напротив — всячески поощряла тягу к знаниям.

— Я уверена — ты и сама все понимаешь, — мягко заметила настоятельница. — Просто сейчас на тебя свалилось слишком много. Ты устала и огорчена. Посиди немного, я сейчас попытаюсь выяснить — что на тебя воздействовало.

Агнес кивнула, примолкла.

Матушка знала свое дело. Она не только была талантливой целительницей, но и умела отыскать следы внешнего влияния на человека. И устранить их. Оставалось лишь довериться умелым добрым рукам.

— Только следы некромантии, — сообщила настоятельница спустя четверть часа. — Что именно пытался сделать некромант, как воздействовал — разобрать не получается.

— Он говорил — следил, чтоб у меня сердце не остановилось…

Настоятельница изумленно охнула. Агнес уже рассказала ей о нескольких днях, проведенных в камере по внезапному обвинению, в первый момент показавшемуся нелепицей. И о том, как ей угрожали палачом… О страхе, начисто лишившем способности соображать. Не упоминала только о высокопоставленном церковном чине из Ковентри, что оказался связан с Нейтанией.

— А ведь седины нет, — заметила настоятельница неожиданно.

— Седины? — переспросила Агнес и схватилась за волосы.

А ведь и правда! Кеннет тогда показывал ей зеркало — не то, чтобы добить ее на глазах у священника. Не то, чтобы убедить его — как ее качественно запугали. А она за все дни, что прошли с момента освобождения, ни разу об этом и не вспомнила. Хотя сейчас вот помянула об этом… и немедля забыла!

— И дышать тогда сразу стало легче, — проговорила Агнес. — Когда они заявили, что держать меня под замком дольше нет необходимости. Точнее — прямо перед этим.

— У некромантов — свои секреты, — задумчиво отозвалась настоятельница. — Они ни с кем ими