Шрифт:
Закладка:
Однажды ночью Лиз заскакивает в фургон, а в нем двое парней. Они тут же уезжают. Я думаю: «Вот как этому сукиному сыну сходит с рук убийство. Они действуют вдвоем!»
Они едут по темной улице и паркуются. Я сигналю Лиз и показываю свой значок. Оказывается, водитель – ее муж, а она отрабатывает на заднем сиденье фургона. Выпустить ее из виду он не может, потому что она зарабатывает им обоим деньги на кокаин. Кокс – король! Он правит жизнью на улице.
Поначалу казалось, что у нас довольно хорошие отношения с девочками, но мы не могли позволить себе забыть, что это не Юниорская лига. Мы сказали им заранее: не водите нас за нос. Не пытайтесь улизнуть, спрятаться или взять клиента, о котором мы не знаем. Потому что любой такой клиент может оказаться убийцей! Мы сказали им: если утаите что-то от нас, отправитесь в тюрьму.
Не всех устроила новая система. Они привыкли к некоторой снисходительности со стороны полиции, но не к такому, с этой свободой сложно совладать. Одна из девочек постарше, обслужив одного клиента, выпрыгивала из машины и искала другого, не отметившись, как было условлено, на своем месте. Нас такое поведение напрягало и заставляло волноваться – не случилось ли чего. Мы велели ей прекратить эту практику, но она не захотела.
Тогда мы разделили команду в штатском, и один из них подкатил к ней, сделал предложение. Когда мы арестовали ее, она сначала расстроилась, а потом успокоилась и начала смеяться. Мы спросили, что, черт возьми, во всем этом такого смешного?
Она только что поставила жаркое в духовку на ужин и решила, что, пока оно готовится, можно по-быстрому обслужить пару клиентов. Потом спросила, не отвезем ли мы ее домой, чтобы она могла положить жаркое обратно в морозилку, потому как знала, что ее посадят в тюрьму. Мы оказали ей эту маленькую услугу, и через тридцать дней она разморозила свое жаркое.
Прошло какое-то время, и некоторые девушки начали возмущаться из-за слежки. Клиенты жаловались на неудобства, девушки чувствовали себя некомфортно, делая минет под наблюдением полицейских в штатском. Мы всего лишь заботились об их благополучии, возможно, спасая от убийцы, но какого наркомана вообще можно обвинить в наличии здравого смысла?
Время от времени нам приходилось производить аресты, напоминая всей этой компании о нашей договоренности. Арестованной мы говорили: «Ты больше не работаешь с ними. Теперь ты будешь работать на нас. Мы вступимся за тебя, поговорим с судьей, но тебе придется отрабатывать услугу и сотрудничать с нами». Именно так мы восстановили договоренности с девушками, забывшими, как быть дружелюбными и милыми, ведь в противном случае они получили бы от тридцати до девяноста дней лишения свободы, чего в силу привычек не могли себе позволить.
Некоторые девушки, когда не хотели обслуживать того или иного клиента, указывали на нас и говорили: «Не связывайся со мной. За нами следят копы». Кое-кто, получив отказ и не поверив такому объяснению, направлялся к нам и требовал доказательств. Обычно мы быстро решали такую проблему.
Один парень постоянно появлялся на записях наблюдения, и мы уже начали думать, не он ли и есть убийца. Мы остановили его машину, и он оказался безобидным психом, вознамерившимся раскрыть дело в сотрудничестве с нами. Одна из наших групп решила подшутить над ним. Парню сказали поднять левую руку, встать перед деревом и поклясться, что он будет хорошим полицейским.
Эта шутка вышла нам боком. Парень создал дополнительную проблему. Проститутка уезжала с клиентом, опергруппа следовала за ними, за опергруппой тянулись ребята из отдела насильственных преступлений, а замыкал шествие наш псих. Проститутки и клиенты были в бешенстве. Все, что им нужно, это отсосать за двадцать долларов и разбежаться. Они не заказывали этот Парад роз.
В конце концов я попросил одного из наших следователей сказать психу, чтобы проваливал, не создавал проблем и держался подальше от этого района. С парнем пришлось поговорить, но в конце концов он понял, что от него требуется.
17.После нескольких недель безуспешного наблюдения полицейское начальство занервничало. В обычное время сообщение о пропавшей проститутке вызвало бы зевоту, но теперь журналист Кори Уильямс из газеты «Рочестер таймс-юнион» задавал провокационные вопросы о пропавших женщинах, со дня на день ожидалось появление громкого репортажа. Поэтому, когда Мария Уэлш не вернулась домой к своему 66-летнему бойфренду и пятимесячному сыну, полиция отнеслась к исчезновению со всей серьезностью.
Друзья и коллеги сообщили, что у этой 22-летней женщины были проблемы. К ней приставал мужчина, который представился «офицером Финном» и потребовал бесплатного обслуживания. Ей звонили мужчины, которые спрашивали, сколько членов она отсосала за день, и обещали убить ее на месте. За две недели до исчезновения ее заставили заняться оральным сексом с коренастым мужчиной в синей двухдверной «импале»; он угрожал убить ее отверткой, а когда она выпрыгнула из машины и побежала по аллее Даус, попытался ее сбить. Едва оправившись от пережитого, она узнала, что ее любимый клиент по имени Эд также встречался с убитой Дороти Блэкберн и Пэтти Айвз. «С кем бы он ни встречался, они все умирают», – напомнила ей одна из уличных женщин.
Незадолго до полуночи 5 ноября 1989 года Мария оставила маленького сына Брэда на попечение своего пожилого бойфренда и сказала: «Я до смерти боюсь выходить на улицу».
Как и другие работающие девушки, Мария ограничивала круг своих клиентов и ужесточала правила техники безопасности, но острая потребность в наркотиках время от времени толкала на нарушение собственных правил. Прошло восемнадцать часов, в течение которых эта девушка, обычно ведущая себя ответственно, ни разу не вышла на связь, а ее ребенок пронзительными воплями требовал к себе внимания. В полиции встревожились, предполагая худшее.
На установке Уэлш описали как девушку ростом метр пятьдесят с лишним весом, около сорока пяти килограммов, светлокожую, с карими глазами и каштановыми волосами, в белых кроссовках, синей куртке до бедер, джинсах, фиолетовой футболке и с золотой цепочкой на шее. Тело ее украшали татуировки: единорог на предплечье, лист марихуаны и роза на левой руке, там было имя «Лео», еще один лист на ноге возле лодыжки и «L-0-V-E» на костяшках пальцев левой руки. Ее характеризовали как лесбиянку и хорошую мать для сына Брэда, которая с сочувствием относилась ко