Мир лопнул, как стекло. Меня окатило жаром, затопило негой, за которой немедленно пришла разрядка. Сумасшедшая, всепоглощающая, невероятно сильная, до исступления и звездочек в глазах. Я все еще двигался в ее теле, умирая от взорвавшегося во мне наслаждения, расплескиваясь внутри нее.

Я улегся рядом с Гердой, все еще ощущая в теле отголоски нашей обоюдной страсти. Она тут же прильнула ко мне, закинув на меня ногу. Ласково огладив ее бедро, я потянулся к ее лицу и убрал с влажного лба платиновую прядку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я у нее.

– Словно парю в облаках. Мне так хорошо! – ответила она мурлыкающим голосом и тут же, слегка нахмурив брови, посмотрела на меня: – Эрик, только скажи честно, тебе понравилось со мной?

– Что за вопросы, Герда? – удивился я. – Это было прекрасно! Даже не думай ничего дурного! Я самый счастливый бессмертный в обоих мирах! Но нам, пожалуй, стоит выбраться на прогулку, иначе застрянем дома на весь день, – шутливо поддразнил я Герду.

На подходе к Поцелуеву мосту я ощутил прилив небывалого волнения и эйфорию. Совсем недавно, всего лишь несколько месяцев назад, я стоял на нем во власти черной тоски и безбрежной скорби, втайне ото всех теша себя мечтой, что когда-нибудь окажусь здесь вместе со своей возлюбленной ради того самого поцелуя, за которым сюда приходят все влюбленные пары.

– Этот мост так назван, потому что здесь обязательно нужно было целоваться? – спросила у меня Герда.

– Не совсем. Его изначальная история с поцелуями не связана, – принялся я за рассказ. – Изначально никакого моста не было, а на его месте находилась самая обычная переправа через реку Мойку. Потом, в начале восемнадцатого века, здесь появился подъемный деревянный мост, который называли Цветным, потому что его время от времени приходилось красить. И только с тысяча восемьсот шестнадцатого года здесь появился арочный однопролетный чугунный мост, к которому вскоре пристало название Поцелуев.

– А почему? – заинтересованно спросила Герда.

– А тут уже несколько версий, – ответил я. – Самая прозаичная гласит, что мост получил свое название по фамилии купца Никифора Поцелуева, державшего питейное заведение «Поцелуй» на углу Никольской улицы, по которой мы с тобой сейчас идем. Только теперь эта улица носит название Глинки, в честь русского композитора. Другая же версия предполагает, что раньше, когда граница города проходила в районе Мойки, на этом месте прощались с теми, кто покидал Санкт-Петербург. А еще этот мост ведет прямо к воротам Гвардейского Флотского экипажа, и некоторые считают, что Поцелуевым мост назвали потому, что здесь моряки целовали на прощание своих возлюбленных. Здесь же целовались с родными арестанты перед отправкой в тюрьму, которая располагалась у пересечения Крюкова канала и реки Мойки во-он там, – я показал ей рукой в сторону расположения бывшей тюрьмы. – Потом появилось поверье, что если влюбленные поцелуются при переходе через этот мост, то никогда не расстанутся. И еще одна городская легенда утверждает, что Поцелуев мост издавна был местом встреч влюбленных, вынужденных скрывать свои чувства.

– И в какую из этих версий веришь ты? – поинтересовалась она.

Я коротко хохотнул:

– Во все. Как и в то, что, поцеловав тебя на этом мосту, уже никогда не потеряю. Знаешь, что есть общего у смертных и бессмертных?

– Что же? – с любопытством спросила она, внимательно глядя на меня.

– Всем нам свойственно искать и находить чудо даже в простых, обыденных вещах. А там, где мы его не найдем, сами придумаем и будем искренне верить.

Тепло улыбнувшись мне в ответ, она рассеянно огляделась вокруг, устремив свой взор на золотой купол Исаакиевского собора, и в ее глазах в этот миг пронеслось мимолетной тенью смятение, через пару секунд вновь уступив место блеску любопытства. Эта секундная перемена меня обеспокоила.

– Мне показалось или ты загрустила о чем-то? – поинтересовался я у нее.

– Нет, ты что! – удивилась она. – Тебе показалось! Мне так хорошо и спокойно сейчас, что совсем не до грусти! Идем скорей! – И, взяв меня под локоть, она ускорила шаг на пути к мосту.

Стоило нам одновременно ступить на Поцелуев мост, как меня обуяло чувство невероятной эйфории. На ходу я тронул руку Герды в перчатке, дабы снова убедиться, что это долгожданная счастливая реальность, а не сон. Поймав мой взгляд, Герда одарила меня сияющей улыбкой. Пока мы не торопясь шли по мосту, в воздухе кружили невесомые снежинки, покорные воле неукротимого петербургского ветра. Шум транспорта смешался с людскими голосами, но в этот быстротечный миг мы словно позабыли о том мире, что окружал нас двоих, никого и ничего не слыша.

Дойдя до середины моста, мы остановились. Я развернул Герду к себе и легко коснулся пальцами ее щеки с морозным румянцем. Она завороженно смотрела на меня. Звуки города словно затихли и доносились издалека. Ветер неожиданно присмирел, перестав метать снежные кристаллы, и от этого будто на миг потеплело. На удивление в этот момент на мосту никого, кроме нас, не оказалось, хотя это место вряд ли можно было когда-либо назвать малолюдным. Вот наши лица уже совсем близко, ее дыхание согрело мои губы, а вслед за ним я ощутил их касание, молниеносно поймав в свой плен. Время застыло, замер воздух, и словно целая Вселенная окутала нас двоих и сокрыла от всего бренного мира. Я не желал отпускать ее губы, памятуя о том, что долго целоваться на этом мосту – хорошая примета, и наш поцелуй длился, кажется, целую тягучую и прекрасную вечность.

Наши губы разомкнулись, но мы все еще стояли, обнявшись, на середине моста.

– Я люблю тебя, – сорвалось у меня с языка.

– И я тебя люблю, – услышал я в ответ, и по ее интонации было слышно, что она улыбается.

Кокон из тишины, заботливо окутавшей нас, резко исчез, и в наш маленький мирок для двоих снова ворвался городской шум.

– Ой, кто это там смотрит на нас? Еще и улыбается… – пробормотала Герда, глядя назад, на начало моста, откуда мы шли.

Посмотрев туда, куда она указывала, я никого не увидел. На мосту по-прежнему было безлюдно.

– Ты о чем, Герда? – удивился я. – Там никого ведь нет.

– Хм…Точно нет, – согласилась она. – Привиделось, что ли? Там стояла женщина с длинными золотыми волосами. Она смотрела на нас и улыбалась.

Память моментально возродила тот день, когда я возвращался домой с похорон Якова, погруженный в свои мысли, не видя никого и ничего вокруг. Столкновение, золотые волосы, затуманенный взгляд и странные речи, которые теперь обрели смысл. «Все станет так, как и должно быть», – сказала она тогда. Кто же это был?

По пути к Зимнему дворцу я рассказал Герде про этот случай, чем несказанно ее удивил. Вместе мы гадали над личностью таинственной незнакомки, но так и не смогли понять, кто она и кем может быть.

Красота и величие Зимнего дворца покорили Герду. С восторгом разглядывая его великолепные залы, она слушала мои рассказы и пояснения, время от времени задавая уточняющие вопросы. Стоит отметить, что за пределами чувства любви нам было интересно вдвоем просто общаться, что-то обсуждать. Нам не удалось из-за ограниченности во времени обойти весь Эрмитаж, поскольку еще нужно было успеть вернуться домой, чтобы подготовиться к посещению театра. Жаль было пропадающих билетов, тем более на «Свадьбу Фигаро». На следующий день нас ожидали Петропавловская крепость и Кунсткамера. Деликатно предложив Герде пропустить анатомический раздел, я встретился с удивленным взглядом и возгласом: «Ты чего, Эрик? Думаешь, я неженка и хлопнусь в обморок? Пойдем, пойдем, наоборот, интересно! Если верить словам Эмилии, там полный отвал башки! Хотя Мариус тоже почему-то сначала не хотел ее туда вести».

Экспонаты анатомического отдела Кунсткамеры действительно не смутили мою невесту, а, скорее наоборот, заинтересовали, что несказанно меня поразило. А мне казалось, что я знаю ее на все сто процентов. Сколько же в ней еще таится секретов? Об этом я задумался не один раз, временами улавливая скоротечную тень задумчивости