Шрифт:
Закладка:
Одна неделя обернулась двумя.
Две – тремя.
Не успел я оглянуться, как пролетел целый месяц.
Где-то на второй неделе я перестал ходить по барам и начал посещать винный магазин. Не имело смысла спорить с барменами или обходить стороной озабоченных домохозяек, ищущих грязный секс, пока я напивался в хлам.
Однажды я заглянул в календарь и понял, что напивался до беспамятства тридцать дней подряд. Ненадолго задумался о том, чтобы отправиться в реабилитационный центр. Но это было бы разумным поступком. Правильным.
Вместо этого я резко завязал.
Выбросил все бутылки виски и коньяка в мусорное ведро. Удвоил нагрузки в спортивном зале. Привел себя в порядок.
Протрезвев, сделав новую прическу и несколько раз посетив чертовы семейные ужины в доме Тома из «Семейки Брейди», я наконец-то сделал это.
Я перестал думать о Хэлли.
Перестал думать о том дне, когда она сказала мне катиться на все четыре стороны.
И начал жить своей жизнью.
Это было действительно так просто.
Видишь, придурок? Ты можешь сделать все, что захочешь. В конце концов, ты же Рэнсом Локвуд.
Глава 23
Хэлли
– Мы когда-нибудь поговорим о нем? – Келлер смотрел на меня из-за стены своей кухни, хрустя зелеными чипсами начо. Наверное, с капустой.
– О ком? – Я не отрывала взгляда от набросков, которые рисовала на диване. Он служил мне кроватью с тех пор, как я переехала к другу, выгнав Рэнсома и отказываясь вскрывать присланные родителями конверты с новыми кредитными картами.
– О Волан-де-Морте.
– Мы не произносим его имя. – Я вздрогнула.
– Тогда о Рэнсоме.
– О нем тоже не говорим.
Я рисовала израненное сердце, стянутое, как корсет. Сердце таяло, просачиваясь между нитями. Я закусила нижнюю губу, чтобы подавить стон боли. От одного его имени хотелось плакать.
– Милая, это нормально, когда ты чувствуешь, что не справляешься. – Келлер присел на край дивана и погладил меня по волосам.
– Нет, не нормально. – Я встала, подошла к своему чемодану, стоявшему в углу гостиной, и открыла его. В нем лежал конверт с наличными, которые я копила много лет. Отец всегда говорил, что наличные должны быть под рукой, и он не ошибался. Они понадобились мне для оплаты эрготерапии[31], а также репетиторства, чтобы помочь справиться с моей неспособностью к обучению и дислексией. Потом была Илона. Ее услуги тоже стоили недешево.
Я вытащила банкноты из конверта и молча пересчитала. Там осталась всего одна тысяча. Больше ничего. Черт.
– Я могу одолжить тебе немного денег, – раздался голос Келлера с дивана.
– Мне не нужны твои деньги, я хочу, чтобы ты дал мне работу.
Я захлопнула чемодан, встала и прошла на кухню за стаканом воды. Этот разговор мы вели уже бесчисленное количество раз. Я отчаянно хотела получить работу в его салоне. Но Келлер все время предлагал просто дать мне денег, пока я снова не встану на ноги. Я не могла принять его предложение. Не желала быть обязанной ему – или кому-либо еще, – и я не знала, когда мое финансовое положение улучшится.
Келлер прошел за мной на кухню. Он владел однокомнатной квартирой в Западном Голливуде. Несмотря на крошечный размер, обставлена она была безупречно. Серые мягкие диваны и кресла из тончайшей кожи, персидские ковры, пледы из искусственного меха, абстрактные картины, которые он купил по дешевке на ярмарке в центре Лос-Анджелеса.
Я налила себе стакан воды из-под крана, затем повернулась и прислонилась к его белоснежной кухонной стойке.
– Дорогая, ты же знаешь, я бы так и сделал, даже не задумываясь. – Келлер сжал мои руки с выражением раскаяния на лице.
– Что же тебя останавливает? – требовательно спросила я. – Почему не дашь мне шанс?
– Ну, работа в «Мэйн Скуиз» – это не игра. – Он неловко потянулся, потирая затылок. – Тебе придется рано вставать на смену, резать фрукты и овощи в пять утра… иметь дело с невыносимыми покупателями.
– И ты не веришь, что я хорошо справлюсь? – Я изогнула бровь, чувствуя, как веко дергается от раздражения.
Он поморщился.
– Ты никогда в жизни не работала, Хэл.
– Все бывает впервые.
– Ты права. – Друг вздохнул, выглядя измученным. – Но этот бизнес действительно очень важен для меня. Это мой хлеб, и я не могу позволить себе никаких промашек. Не думаю, что ты понимаешь. – Он закрыл рот и покачал головой. – Дорогая, я действительно не беру у отца ни цента. Если все полетит к чертям, я не смогу выплатить закладную за это место. Не смогу оплачивать лизинг за свою машину. У меня нет плана Б. Или плана В. Это все, что у меня есть. Мой маленький салон по продаже соков. Мой отец – бездельник и рок-звезда, влюбленный в себя, в свою дурь и в ту девушку, которая на данный период ему отсасывает, – не знаю, кто это в этом месяце, но она наверняка моложе меня. Мне не на что опереться. Мамочка и папочка Торн не внесут за меня залог. И я люблю тебя! – страстно воскликнул он. – Но…
– Но ты не можешь на меня рассчитывать, – мягко закончила я.
Я понимала. Правда понимала. Келлер знал меня до того, как я изменилась. До того, как осознала, что жизнь не американские горки из дизайнерских сумочек и ошибок. Он знал меня как девушку с личным водителем, с кредитками, с домом, который не соответствовал ее несуществующей зарплате. Он любил меня такой, какой я была. Я подруга по тусовке. Девушка, которая неплохо соображает и с которой всегда весело. Но это не значит, что он мог доверить мне свои средства к существованию.
И… я не могла его в этом винить.
Я не давала ему никаких оснований полагать, что понимаю и могу жить в реальном мире. Пока что.
Слабо кивнув, я повернулась, ополоснула стакан и поставила его на подставку для посуды.
– Мне пора.
– Ох, дорогая, не надо так! У меня нет планов до двух часов. Мы можем запоем посмотреть «Продажи с видом на закат», поглощая эти органические кокосовые штуковины из «Хол Фудс», которые выглядят полезными, но на самом деле чертовски калорийны.
Улыбнувшись, я схватила его за полы рубашки и притянула к себе.
– Все нормально, Келлер. Я не злюсь. Ты позволяешь мне бесплатно жить здесь, пока я не разберусь со своим дерьмом. Ты ничего мне
